То, что Николай Александрович Львов — человек необыкновенный, становится очевидно, уже когда речь заходит о начале его жизни. Долгое время считалось, что он родился в 1751 году. Лишь когда нашлись метрические книги того времени, выяснилось, что он появился на свет в 1753-м. Его родители были небогатыми тверскими помещиками и жили в родовом имении Никольское-Черенчицы близ Торжка. Николай получил базовое домашнее образование, но уже в детстве он отличался своими способностями.

Когда ему было 19 лет, его отец умер, и Николай как самый старший мужчина в семье стал ответственным за ее благополучие. Где дворянину было взять денег, если поместье не приносило большого дохода? Надо было отправляться на военную службу.

Как многие дворянские дети, Львов с младенчества был записан в Измайловский полк Лейб-гвардии. В 1770 году он поехал в Петербург и поступил в полковую школу, где получил первое серьезное образование, необходимое офицерам.

Но Львову было мало этого — служа в полку, он занимался самообразованием: увлекался искусством, литературой и даже создал интеллектуально-литературный «Кружок четырех разумных общников». Члены кружка издавали рукописный журнал, где с юмором и в стихах описывали события своей жизни.

Возможность получать новые знания Львов также находил в общении с выдающимися людьми, а расширять круг знакомств ему помогало покровительство родственников.

Еще один человек — Алексей Афанасьевич Дьяков, муж одной из его тетушек — вероятно, стал для Львова проводником в мир зодчества. Дьяков был специалистом по градостроительству и возглавлял сенатскую чертежную мастерскую. Он ввел Львова в круг архитекторов, и вскоре Николай всерьез увлекся архитектурой.

По служебным делам Николай Львов бывал в Дании, Германии, Франции — и всюду он обращал внимание на архитектуру. В Италии его впечатлили постройки архитектора XVI века Андреа Палладио, который основывал свое творчество на античных образцах. В будущем Львов станет приверженцем его стиля — палладианства — и даже получит прозвище Русский Палладио.

В южных европейских странах Николай обратил внимание на землебитные постройки и задумался, как применить этот опыт в России. Но до его первых опытов с этой технологией пройдет еще несколько лет.

В 1781 году из коллегии иностранных дел, где работал Львов, отделилось почтовое ведомство с Главным Почтовых дел Правлением, и Николай перешел на службу туда.

Этот собор был назван в честь австрийского императора Иосифа II, союзника Екатерины II в борьбе с Османской империей. Императрица в это время проводила свой «греческий проект», идея которого — воссоздать Византию на ее исторических землях. Она одобрила предложение Львова, и это стало его архитектурным дебютом.

Как не случаен перевод Львова на службу в почтовое ведомство, так не случайно и то, что именно он стал автором еще одного проекта — здания Главпочтамта в Петербурге. Там у Львова даже была служебная квартира: архитектор жил в ней, пока не стало его покровителя Безбородко.

Помимо этого Львов оформлял фасады и интерьеры дома на углу Пантелеймоновской и Моховой улиц для принцессы Вюртембергской — будущей супруги великого князя Павла Петровича. Николай проектирует Невские ворота Петропавловской крепости и строит усадьбы по заказам друзей — тех самых Соймоновых, Бакуниных, а также Вяземских, Кочубеев, Ростопчиных, Лопухиных. Особняк Державина на набережной Фонтанки — тоже работа Львова для лучшего друга. Державин и Львов даже станут родственниками — Гавриил Андреевич женится на родной сестре супруги Львова.

В екатерининское время Николай наберется архитектурного опыта, но свою новаторскую для России технику землебита он станет применять при Павле I.

Как правило, тех, кто пользовался почетом при Екатерине II, Павел I не жаловал. Но Львов в первые годы царствования нового императора избежал опалы. Павла подкупало искреннее желание Львова быть полезным России. И проявлялось это не только в возведении зданий — на пальцах не счесть все сферы, в которых потрудился Львов. Его даже назовут Русским Леонардо.

Он напишет труд о пиростатике — искусстве устройства печного отопления. Также Николай интересовался производством новых строительных материалов и изобрел каменный картон — прообраз современного рубероида. Увлекался химией и опытным путем получил серу, которая нужна была для производства пороха. На Кавказе Львов изучал целебные свойства воды.

Ко всему прочему он был поэтом и драматургом, писал либретто опер (например, «Ямщики на подставе»), ставил балеты. Собирал фольклор: хотел, чтобы народные песни были доступны дворянам и те приобщались к русской культуре. Вместе с композитором Иваном Прачем он переложил эти песни на ноты — их сборник используется музыкантами до сих пор.

Видя талант Львова, Павел I покровительствовал ему. Император позволил мастеру издавать свои научные работы за государственный счет.

Николай был обеспокоен масштабной вырубкой леса, поэтому продвигал использование угля в качестве топлива. Российская империя в те годы закупала уголь у Англии. Чтобы удешевить этот ресурс для страны, Львов задумал найти залежи каменного угля в России — и нашел его в Тверской и Новгородской губерниях.

Движимый все той же идеей сохранения лесов, Львов популяризировал применение пара в быту. В своем тверском имении он сделал систему, где сила пара обогревала дом, на пару готовились блюда, горячим паром мылась посуда — это был прообраз посудомоечной машины. Также он конструирует бумагоделательную машину с паровым двигателем.

Другой его задумкой, которая могла бы сохранить российские леса, стало землебитное строительство. В конце 1790-х годов в Тверской губернии вместе со своими крестьянами он попробует применить ту технологию, которую наблюдал в Европе и о которой читал в книгах европейских архитекторов.

Набравшись опыта и подготовив первых строителей землебита, Львов осмелился предложить эксперимент Павлу I — возвести из земли большое здание. Предложение императору понравилось: ему как раз нужна была новая резиденция для особых целей.

В это время терпел бедствия Мальтийский орден — рыцарский религиозный союз римско-католической церкви. В разных странах у него были земли — приорства, но орден лишился их во время французской революции. А последний источник дохода — польские земли — был потерян, когда Россия присоединила их к себе. Представители ордена обращались к Екатерине II с просьбой о помощи, но ответа не было. Когда императором стал Павел I, у рыцарей-мальтийцев появилась надежда — не было секретом, что русский государь неравнодушен к рыцарству. И он не отказал: в 1797 году посол ордена Джулио Литто заключил с Павлом I договор, по которому в России было учреждено Великое приорство.

Ордену выплатили с процентами доход с польских земель, который рыцари не получали в последние годы, пожаловали Воронцовский дворец, а рядом построили мальтийскую капеллу. На Каменном острове им отошел храм Иоанна Крестителя — правда, только православным представителям ордена (такие тоже появятся).

Павел I мечтал, что православные и католики воссоединятся под эгидой России и будут наводить порядок в Европе, в частности, бороться с революционной Францией. Императору нужна была резиденция для братских присутствий (тем более в 1798 году, когда Наполеон захватил Мальту, Павел стал еще и Великим магистром ордена). Это резидентство доверят построить Львову в Гатчине в 1797 году.

В документах XVIII века дворец назовут приоратом — это орган управления монашеского католического ордена. Сегодня эта постройка известна как Приоратский дворец — самый масштабный памятник землебитного строительства, сохранившийся в России.

Не все верили, что Львову удастся построить такой дворец. Прежде чем дать архитектору полноценный заказ, Павел I приказал сперва построить из земли угол избы на фундаменте и под крышей — император хотел увидеть, как это будет выглядеть. Когда члены августейшей семьи приехали посмотреть на результат, Елизавета Алексеевна, супруга будущего императора Александра I, зонтиком попыталась проткнуть стену и удивилась ее крепости.

Для строительства Приоратского дворца было выбрано непростое место — между двумя озерами, на заболоченной земле. Под руководством Львова в 1798 году здесь сделали торфяную подушку и выложили участок местным камнем — так территорию полностью изолировали от воды.

Подходит ли земля для работ, определяли, сжав в руке горсть: если после разжатия пальцев земля сохраняла форму, из нее можно было строить. Ее просеивали, очищая от органики, затем слегка увлажняли и утрамбовывали двумя способами.

Первый — в формах-станках, благодаря чему получались земляные кирпичи. Их укладывали друг на друга. Второй — в щитах-опалубках, то есть конструкциях, куда землю засыпали слоями по 12-15 см, а затем уминая в два раза. Утрамбованную землю поливали известковым раствором, а после повторяли трамбовку нового слоя. У дворца два этажа. На первом толщина стен достигает примерно 95 см, на втором — около 72 см.

Готовые стены покрывали штукатуркой, в составе которой была шерсть животных для утепления. Сверху поливали известковым раствором еще раз. Львову хотелось оставить стены серыми, чтобы было видно, что они земляные, но их важно было защитить от влаги.

Строительство обошлось всего в 27 тыс. руб. (из них лишь 2 тыс. руб. пошли на возведение стен) и заняло год. Львов, по разным оценкам, давал императору гарантию, что дворец простоит от 25 до 50 лет, но здание дожило до наших лет — ему уже более 220 лет.

В 1797 году Павел I позволил Львову открыть школы землебитного строительства, для этого в Подмосковье были выделены казенные земли. Там учились крестьяне из разных губерний: по замыслу Львова, после обучения они могли бы строить крепкие земляные дома и хозяйственные постройки по всей России. А расход леса на строительство сократился бы.

Несмотря на то, что Павел I уважал талант Львова, не попасть при нем в немилость было сложно. Не удалось этого избежать и архитектору. Что именно случилось — трудно сказать. Возможно, свою роль сыграли дворцовые интриги. Но, хоть император со временем и охладел ко Львову, все-таки не ставил крест на его школе землебита.

А вот Александр I, взойдя на престол, не поддержал Львова, и вскоре школа закрылась. Сближение России с Мальтийским орденом закончилось, едва успев начаться, и Приоратский дворец в Гатчине утратил свое первоначальное значение — он стал резиденцией августейшей семьи.

Вероятно, разочарование из-за закрытых школ подорвало здоровье Львова, и без того ослабевшее с годами. В декабре 1803 года он умер. Любимая жена Мария пережила его всего на пару лет. Оба они были похоронены в своем имении в Тверской губернии — кстати, семейную усыпальницу построил сам Львов. К сожалению, в советское время, она была разорена.

Еще при жизни друга Гавриил Андреевич Державин написал о нем:

Хоть взят он от земли и в землю он пойдет,
Но в зданьях земляных он вечно проживет.

Сегодня на территории бывшей Российской империи сохранилось несколько десятков архитектурных памятников Львова: в Петербурге, Тверской и Новгородской областях, Беларуси и Украине. Но из землебитных хорошо сохранился только Приоратский дворец.