Мария Куликова
«Нужно много смелости, чтобы быть Дорошевичем»
Можно ли деятельность журналиста назвать подвигом? Почему великие люди уходят в забвение?
В 2021 году журналистскому образованию в СПбГУ исполнилось 75 лет. Сейчас как никогда важно помнить о великих журналистах, которые оказали большое влияние на формирование современной журналистики. Одним из них является Влас Дорошевич, обличитель и борец за справедливость. Он внес большой вклад в развитие публицистики и фельетона как жанра. Дорошевич известен ещё и тем, что совершил трудную и опасную поездку на сахалинскую каторгу, которая является настоящим журналистским подвигом. Но публицист оказался забыт уже через несколько лет после смерти.
“
Сколько было славы и как она прахом пошла! Как он забыт! Бедный Влас Дорошевич! Два года тому назад исполнилось десять лет с его кончины. Никто и не вспомнил и добрым словом не откликнулся.
Зачем Дорошевич поехал на Сахалин ?
Влас Дорошевич
Поездка Чехова на остров Сахалин в 1890 году и издание его труда «Остров Сахалин» стала значимым событием в истории России. Писатель был первым, кто рассказал о жестоких порядках каторги.
Дорошевич в это время жил в Одессе, и регулярно наблюдал, как отправлялся на Сахалин пароход с каторжанами. Видя страдания людей, журналист захотел повторить подвиг Чехова.
Современники Дорошевича и исследователи его публицистики не раз задавались вопросом: «Оправданно ли было ехать на Сахалин после Чехова? Почему журналист так загорелся идеей повторить подвиг писателя?»
Труд Чехова был написан в научном стиле: сухие замечания, статистические данные. В некрологе писателя Дорошевич не зря вспоминает его слова, объясняющие выбор жанра и стиля: «Да подите, – сказал он однажды автору этих строк, — напиши я «Сахалин» в «беллетристическом роде», без цифр! Сказали бы: «И здесь побасенками занимается». А цифры — оно почтенно. Цифру всякий дурак уважает!»
Публицист задумал написать текст для широкой публики, поэтому впоследствии создал художественное произведение, имеющее авантюрный сюжет. Журналист мечтал лично пообщаться с каторжанами без надзирателей, увидеть их настоящую жизнь и побывать в тех местах, где не был ни один человек, не связанный с каторгой. Также он купил фотоаппарат и научился им пользоваться, чтобы сопровождать тексты иллюстрациями.
Дорошевич в это время жил в Одессе, и регулярно наблюдал, как отправлялся на Сахалин пароход с каторжанами. Видя страдания людей, журналист захотел повторить подвиг Чехова.
Современники Дорошевича и исследователи его публицистики не раз задавались вопросом: «Оправданно ли было ехать на Сахалин после Чехова? Почему журналист так загорелся идеей повторить подвиг писателя?»
Труд Чехова был написан в научном стиле: сухие замечания, статистические данные. В некрологе писателя Дорошевич не зря вспоминает его слова, объясняющие выбор жанра и стиля: «Да подите, – сказал он однажды автору этих строк, — напиши я «Сахалин» в «беллетристическом роде», без цифр! Сказали бы: «И здесь побасенками занимается». А цифры — оно почтенно. Цифру всякий дурак уважает!»
Публицист задумал написать текст для широкой публики, поэтому впоследствии создал художественное произведение, имеющее авантюрный сюжет. Журналист мечтал лично пообщаться с каторжанами без надзирателей, увидеть их настоящую жизнь и побывать в тех местах, где не был ни один человек, не связанный с каторгой. Также он купил фотоаппарат и научился им пользоваться, чтобы сопровождать тексты иллюстрациями.
Попасть на Сахалин было так же тяжело, как и находиться там. Тюремное управление ему сразу ответило отказом: пребывание на острове будет зависеть от распоряжения местных властей, посещение тюрем возможно только в целях научной или благотворительной деятельности, на пароходе общаться с каторжанами запрещено. Об этих событиях Дорошевич написал очерк «Как я попал на Сахалин».
Несмотря на высокий риск проплыть тысячу вёрст и вернуться с пустыми руками обратно, в 1997 году Дорошевич оказался на каторжном пароходе «Ярославль» в качестве пассажира. Каторжане постоянно находились в трюме, но журналиста это не останавливало, и к концу поездки он хорошо знал каждого из них. Дорошевич подслушивал у вентиляционных труб, общался с арестантами через окно лазарета, читал их письма.
Несмотря на высокий риск проплыть тысячу вёрст и вернуться с пустыми руками обратно, в 1997 году Дорошевич оказался на каторжном пароходе «Ярославль» в качестве пассажира. Каторжане постоянно находились в трюме, но журналиста это не останавливало, и к концу поездки он хорошо знал каждого из них. Дорошевич подслушивал у вентиляционных труб, общался с арестантами через окно лазарета, читал их письма.
Пароход «Ярославль» прибыл на Дальний Восток. Чтобы попасть на Сахалин, Дорошевичу нужно было взять разрешение у приамурского генерал-губернатора Сергея Духовского. Журналист боялся получить отказ, поэтому тщательно изучал закон о бродягах и решил, что в крайнем случае он поедет в первый попавшийся город в Уссурийском крае и сдастся полиции как бродяга, не помнящий родства. За это его приговорят к полутора годам каторжных работ, он соберёт материал, раскроет своё настоящее имя, и его выпустят. Но обстоятельства сложились благоприятно для Дорошевича — Духовской разрешил ему поехать на Сахалин.
Какой журналистский подвиг совершил Дорошевич?
Нужно много смелости, чтобы быть Дорошевичем
(Е. Ямпольская, «Последний пылко влюблённый»).
(Е. Ямпольская, «Последний пылко влюблённый»).
Природа Сахалина. Водопад (на севере Сахалина) между постами Дуэ и Александровском (фото Дорошевича)
То, что увидел Дорошевич, сойдя на остров, поразило его с первых минут. Сахалин – тюрьма, созданная природой: суровый климат, неплодородная почва. От материка остров отделяют неспокойные Татарский и Лаперузов проливы. Бежать с Сахалина почти невозможно.
Вот здесь застрелили Казеева (один из убийц Арцимовичей), — показывает вам ямщик. — Здесь в пургу занесло снегом женщину с ребёнком… Сюда я намедни возил доктора — поселенца с дерева снимали… Повесился… Здесь в прошлом году зарезали поселенца Лаврова… Обычная сахалинская дорога (В. Дорошевич, «Сахалин).
Дорошевич жил в квартире ссыльно-каторжных Пищиковых, которые всегда были милы и любезны друг с другом. Но история каждого из них ужасает. Пищиков забил свою жену нагайкой до смерти, потому что ему казалось, что она испытывает чувства к бывшему возлюбленному-турку. А теперешняя жена Пищикова тоже стала вдовой по собственной воле: вместе с другом убила своего мужа и спрятала труп.
Вот здесь застрелили Казеева (один из убийц Арцимовичей), — показывает вам ямщик. — Здесь в пургу занесло снегом женщину с ребёнком… Сюда я намедни возил доктора — поселенца с дерева снимали… Повесился… Здесь в прошлом году зарезали поселенца Лаврова… Обычная сахалинская дорога (В. Дорошевич, «Сахалин).
Дорошевич жил в квартире ссыльно-каторжных Пищиковых, которые всегда были милы и любезны друг с другом. Но история каждого из них ужасает. Пищиков забил свою жену нагайкой до смерти, потому что ему казалось, что она испытывает чувства к бывшему возлюбленному-турку. А теперешняя жена Пищикова тоже стала вдовой по собственной воле: вместе с другом убила своего мужа и спрятала труп.
Вид на Сахалин (фото Дорошевича)
«Онорский людоед» Губарь (фото Дорошевича)
Журналист старался узнать о наиболее страшных случаях, произошедших на Сахалине. Например, во время работ на Онорской просеке старшим надзирателем был бывший ссыльно-каторжный Ханов. Он издевался над рабочими, не давал им еды и бил. Многие отрубали себе кисти или другие части тела, лишь бы их отправили обратно в тюрьму.
Некоторые люди во время онорских работ доходили до высшей степени отчаяния: подговаривали на побег одного из своих товарищей, а затем съедали его в лесу. Так на онорских работах было выявлено три случая людоедства: Колосков, зажаривший мясо товарища, но не признавшийся в людоедстве, и Губарь с Васильевым, не отказавшиеся от сделанного.
Некоторые люди во время онорских работ доходили до высшей степени отчаяния: подговаривали на побег одного из своих товарищей, а затем съедали его в лесу. Так на онорских работах было выявлено три случая людоедства: Колосков, зажаривший мясо товарища, но не признавшийся в людоедстве, и Губарь с Васильевым, не отказавшиеся от сделанного.
“
«Бежали, известно, без всего. На просеке-то и так дохли с голода, с чего скопишь? Животы подводит. Губарь мне и говорит на рассвете: «Будет, что есть», и на Федотова головой кивнул. Меня в холод бросило: «Что ты?» Дух инда захватило. Да страх взял: «Ну, как откажусь, а он потом Федотова подговорит, да меня они убьют». Ну, и согласился. Отошёл это я испить к ручеёчку, вертаюсь, а мне навстречу Губарь идёт белый, ровно полотно. «Есть, — говорит — что есть!» Тут и пошли мы к телу…»
Были на Сахалине и хорошие люди как среди служащих, так и среди раскаявшихся каторжан, например, одессит Шапошников. Если он видел, что кто-то измучился и не может больше работать, брал вместо него топор. Арестант отдавал свой хлеб проигравшему свой паёк «жигану», обличал раболепство, защищал права каторжан. Многие его считали полоумным, потому что он жил не по законам каторги, а вопреки им.
Дорошевич в сборнике очерков «Сахалин» хотел показать бессмысленность каторжного "перевоспитания", который не исправляет людей, а делает их ещё более жестокими и бесчеловечными. Также описывал жизнь тех, кто должен был управлять этими людьми, например, докторов, работающих без нужного оборудования, медикаментов и находившихся в постоянной тревоге за собственную безопасность. И сам Дорошевич прошёл через все пытки Сахалина, находясь рядом с непредсказуемыми людьми, и пытаясь проникнуть в наиболее опасные места.
В 1906 году сахалинскую каторгу отменили. На это повлияли и очерки Дорошевича, вышедшие в 1903 году и вызвавшие общественный резонанс не менее, чем труд Чехова. С произведением писателя познакомились в основном этнографы и исследователи, а текст Дорошевича проник в массы.
В 1906 году сахалинскую каторгу отменили. На это повлияли и очерки Дорошевича, вышедшие в 1903 году и вызвавшие общественный резонанс не менее, чем труд Чехова. С произведением писателя познакомились в основном этнографы и исследователи, а текст Дорошевича проник в массы.
Почему Дорошевич неизвестен широкой публике?
Влас Дорошевич не то чтобы совсем забыт, но помнят его преимущественно в профессионально литературных кругах, историки и теоретики литературы главным образом; широкой публике это имя, похоже, ничего не говорит
(Б. Парамонов, «Русский европеец Влас Дорошевич»).
(Б. Парамонов, «Русский европеец Влас Дорошевич»).
Семён Букчин
Одна из причин забвения журналиста – исчезновение его архива, включающего в себя рукописи, путевые заметки, письма, автографы. Над вопросом пропажи архива работал почти единственный советский исследователь жизни и творчества Дорошевича Семён Букчин. Ещё в юном возрасте, заинтересовавшись публицистическим наследием Дорошевича, Букчин встретился с Владимиром Покровским, который позиционировал себя единственным знатоком биографии журналиста и хранителем его архива. Но Покровским двигало только чувство зависти: он написал обличительный, якобы правдивый роман о журналисте и распродал его архив.
“
«…большая часть автографов была продана частным коллекционерам и, возможно, через посредников ушла за границу. И только с начала 60-х гг., когда Покровский почувствовал, что опасности нет, он начал кое-что продавать и государственным организациям (уже упоминавшееся письмо Горького вдове писателя, датированное 1922 г., а в конце 70-х — начале 80-х гг. продал в Одесский литературный музей уже последнее — одну из рабочих тетрадей Дорошевича).
Несмотря на то, что журналист в конце своей жизни принял советскую власть и революцию, его произведения мало исследовались и печатались в СССР. На это оказали влияние и обличительные высказывания в адрес большевиков и самого Ленина, и поворот советских литературы и журналистики в сторону пропагандистских произведений и создания социалистического реализма как литературного направления. Но сегодня, наверное, смелость Дорошевича и его огромный вклад не только в журналистику, но и в решение социальных проблем, должны быть оценены по достоинству...