Я часто вспоминаю своих учителей. Наверное, больше всего учительницу, которая в начальной школе вела у меня физкультуру, а в девятом классе литературу.

Еще в первом-третьем классах она дарила небольшие подарки после каждого занятия тем, кто больше всего старался. Но по-настоящему я ее узнал только в девятом. Ей тогда было примерно 65 лет. Она ошеломляла своими рассказами, манерой ведения занятия, психологической силой, волей, мощной энергетикой, заставлявшей молчать всех главных хулиганов и опускать глаза.

Однажды ей довелось лицом к лицу столкнуться с хулиганом пострашнее, вооруженным ножом, и остановить его силой убеждения. Немудрено: посещала психологические курсы, работала судебным приставом, ходила по горящим углям и битому стеклу.

Опора для нее – русская литература и восточная философия. Она эмпатически чувствует боль окружающих и помогает, но не морализаторскими советами, а различными психологическими приемами, может отвлечь человека от его проблемы и искусно показать её иллюзорность. Не раз ей приходилось разговором спасать незнакомых людей от самоубийства, её телефон передается по городу и она пускает в дом многих незнакомцев, которым требуется помощь. Удивительная творческая и уютная обстановка в квартире и в школьном классе отвлекает людей от их проблем и помогает расслабиться.

Помню ее невероятно смешной рассказ о том, как она остановила человека от суицида. По сути, она отвлекала девушку от ее беды тем, что раз 10 по ходу беседы предлагала чай, кофе, варенье. И вот под конец та сама поняла надуманность своих страданий и улыбнулась.

Преподает в одной из самых проблемных школ города Костромы, работает с классами коррекции и самыми тяжелыми хулиганами, с которыми другие учителя не справляются, при этом относится к своим ученикам как к семье, старается раскрыть в каждом индивидуальность, заставляет поверить в себя, избавиться от страхов и комплекса неполноценности, устраивает психологические тесты. И вдруг самые отъявленные хулиганы открываются с новой стороны. Оказывается, что их никто никогда не слушал, никто не пытался понять. Они не пропускают её уроков и пишут ей на доске огромное поздравление.

Детей из неблагополучных семей она учит литературе по-особому, давая им только самое важное – произведения классиков об ответственности, Боге, любви и человечности, но уходит от абстракций и всегда проецирует литературу на конкретную жизнь, задает писать сочинения о самих себе – своих недостатках и достоинствах (в тетради «Мне обо мне») и подробно их комментирует, устраивает дискуссии об эвтаназии, героизме и самоубийстве.

Школьники часто просят у нее совета. В тяжелый час раздумий я также обратился к ней. Я решал, переходить ли из школы в гимназию – от простоты и стабильных успехов к трудностям и неизвестности. Её ответ «беги из этого гадюшника!» изменил мою жизнь. Порой её выражения жестки и провокативны (например, «жрально-сральный агрегат» – о погрязших в вещности и материализме людях), но эти ее слова заставляют задуматься и одуматься). К себе она относится с самоиронией и может иногда назвать себя «вымершим мамонтом».

Как-то раз я пришел к ней домой на интервью о введении в школе предмета, посвященного духовному воспитанию. Она полтора часа размышляла при мне о духовности, о том, что Кострома – высоко духовный город, но она духовна храмами, а не людьми, ходящими по улицам, о том, что духовного человека сегодня заклюют как белую ворону и о том, что при этом духовным быть нужно, но, прежде всего, для самого себя.

Она житейский мудрец, независимый и неравнодушный человек. Уверена, что в следующей жизни станет дельфином. Вдохновила меня на написание стихотворения о дельфинах:

В напряжении память
Больно давит в виски.
Так легко её ранить.
Не близки?

Как горьки эти вина.
Испиваю до дна.
Превратиться в дельфина…
Посейдон – не Афина,
Марс всем правит. Война!

Раскалили всю внутрь докрасна.
Если б был любомудр,
Не копье – перламутр,
Не трезубец – волна!

Все виновно–невинны.
Где слабее – там силы.
Почему крокодилы?
Почему не дельфины?

Надпись Дельфийского храма: «познай себя!»
Жаль, не дельфинова карма, а то б в моря!

Помню учительница-дельфин зачитала на уроке красивые слова: «Танцуй так, как будто тебя никто не видит. Пой так, как будто тебя никто не слышит. Живи так, как будто живешь в раю».

Когда я начал так петь и танцевать? В средней школе. Кажется, было лет 10, пятый класс. Первый раз стал танцевать не так, как все, в безудержном стиле («пляска святого Витта»). Удостоился «фи» от старшеклассниц и похвалы от учительницы хореографии. Забавно, что дело было на дискотеке в молодежном центре. И спустя пару лет я в том же зале впервые стал лауреатом вокального конкурса.

В те же годы первый раз стал читать стихи не так, как все: с выражением, «с толком, с чувством, с расстановкой», с вызовом. Стих был Ломоносова: «Что может собственных Платонов И быстрых разумом Невтонов Российская земля рождать» (кто бы мог подумать, что спустя шесть–семь лет поступлю в университет этого самого Ломоносова?). Мое прочтение наизусть тогда вызвало смех всего класса. А после этого учитель сказала: «Кто сейчас так же не прочитает, получит два». Класс замолчал.

С пятого класса пел не так, как все. Одноклассники оборачивались, а преподаватель порекомендовала пойти в вокальную студию. Вот тогда–то жизнь радикально изменилась (этот момент в мифе Д. Кэмпбелл именует «зов к странствиям»). Для меня открывается новая Вселенная: из унылого царства сна бога Морфея я попадаю в чарующий мир певца Орфея – символа искусства. Довольно быстро я стал частью старшего ансамбля, где ребята в среднем на пять лет старше меня, отсюда некоторые трения, но и интеграция ценного опыта.

Педагог по вокалу, руководитель вокальной студии «Улыбка», заслуженный работник культуры Костромской области, Отличник народного просвещения России Ирина Крапивина, требовательная, в меру строгая и справедливая, многому научила в плане творчества, научила улыбаться по жизни. Репетиции длились по 4-10 часов! И выступлений были десятки, в том числе и несколько за границей.

К девятому классу вел все мероприятия в школе. Самое забавное: сидел в жюри школьной Фабрики звезд с теми самыми учителями музыки и хореографии, которые когда-то в меня поверили.

За несколько дней до начала 10-го учебного года меня пригласили стать ведущим областной педагогической конференции. Там я познакомился с преподавателем одной из лучших гимназий города и в ходе тяжёлых раздумий принял решение перейти из своей школы в гимназию, поскольку только там я смогу хорошо выучить английский язык, необходимый для поступления на журфак МГУ. Директор и завучи моей школы убеждали меня и отца остаться, обещая светлое будущее и золотую медаль. Я остался непреклонен.

Моё первое серьёзное решение в жизни было бунтом – попыткой освободиться и найти внутреннюю силу (Р. Мэй), проявлением потребности преодоления трудностей, столь же естественной для человека, «как для крота рыть землю» (А. Шопенгауэр), и стадией отчуждения и расставания, по Д. Кэмпбеллу, когда герой выходит из прежнего социального статуса, символически умирает вместе со своей прежней социальной ролью, чтобы возродиться, подобно птице Феникс. С вершины я трикстерски прыгаю в пропасть, не зная, чем же всё это обернётся, но наслаждаюсь прыжком!

Достиг и начнёшь всё снова.
Так было и будет всегда!
А я только лист кленовый,
Засохну без волшебства.

Не успев даже познакомиться со своим новым классом, я провожу первого сентября праздничный концерт в новой гимназии. Из огня да в полымя! Приходится заново выстраивать коммуникацию с классом и учителями, а в это время быть в лиминальном состоянии – between and betwixt.

Мне приходится догонять целый семестр математики, целый год физики и несколько лет английского языка (!). Отставание почти по всем предметам. Первое время учу тексты и теоремы, даже моясь в душе. Несмотря на трудности, через три месяца я занимаю третье место в городской олимпиаде по литературе, еще через месяц – четвёртое по обществознанию. В конце года я добиваюсь в виде исключения права самому провести у своего класса урок по обществознанию, с помощью импровизированного соционического теста определяю социотип каждого одноклассника, всё это делаю в формате утреннего телешоу: с экспертами и музыкальной паузой.

В гимназии встретил еще несколько преподавателей от Бога. Классная руководительница заботилась обо мне, как о родном. Учительница по английскому помогла преодолеть многолетнее отставание от одноклассников, бесплатно занимаясь со мной после уроков. И английский я сдал лучше всех в гимназии. Учитель по русскому языку смотивировала меня заняться исследованиями и стала моим первым научным руководителем. С исследованием о молодежном сленге в СМИ я выступил на областной научной конференции «Шаг в будущее». С тех пор с любовью к науке уже не расставался. К 11 классу набрал самые высокие баллы ЕГЭ в истории гимназии.

Но ничего бы не вышло без учителей – самых лучших и человечных. Они позволяли быть собой. Петь на уроках стихи, экспериментировать и творить. Я всегда буду помнить о них. Они сделали меня преподавателем, исследователем, артистом.


Есть и еще один важный учитель – художник, театральный режиссер, общественный деятель, благотворитель и перформансист Марина Акишина.

Всё, чего удалось достичь, не было бы возможно без помощи, поддержки, веры духовных учителей – семьи, друзей и множества неравнодушных людей, которых я встретил на своём пути. Несколько учителей моей первой школы, мой преподаватель по вокалу, пять учителей из гимназии, два профессора-репетитора, более десяти преподавателей факультета журналистики, пять руководителей на работе, – все они так или иначе стали для меня наставниками и эталонами человечности, порядочности, вкуса и профессионализма.

Благодаря ним, я проходил одну инициацию за другой. Этот момент в мифе Джозеф Кэмпбелл называет «сверхъестественное покровительство». И правда, порой мне казалось, что такая доброта и отзывчивость встречается только в сказках. Только с помощью подаренных мне знаний, навыков и советов я мог продолжать путь.

Другими моими учителями стали величайшие творцы культуры.

Да-да, я не раз спорил с близкими и дальними о Госпоже Бовари, о Толстом, Ницше и Достоевском («отцы духа»). Свою благодарность им я выразил в стихотворении:

Как Пушкин, дружбу петь,
Как Лермонтов, грустить,
С Есениным обнять деревья,
Как Гоголь, замереть
И в сердце оживить
Давно забытые поверья.

Как Черный – в смех,
Как Белый – в стон,
Как Фет, влюблен, –
Вот мой доспех!

Делиться счастьем по–толстовски,
Восславить женщину, как Блок.
Если кричать – как Маяковский,
Молчать – как только Тютчев мог.

С Цветаевой рыдать,
С Ахматовой молиться,
Как Достоевский, заново родиться,–
Такая благодать!

И волен ты, как птица,
И так легко дышать!

Главная мысль этого манифеста – не только ученичество у наших великих литераторов, но и стремление прожить жизнь максимально полно и ярко, взяв у каждого из этих титанов духа то, в чём они были непревзойдёнными мастерами. Так же, как у мастеров кино, театра, философии: у Джеки Чана, с которым встретился на Останкинской телебашне, у Станиславского, Феллини, Бердяева.

10 лет назад я обрел еще одного учителя – Марину Цветаеву. На втором курсе мой доклад «Германский миф Марины Цветаевой» о цветаевской «страсти к каждой стране как к единственной», о сочетании в творчестве поэта любви к Германии и «метафизического патриотизма» был признан лучшим в секции русской литературы международной научной конференции «Ломоносов».

Цветаева для меня – «фальцет времени» (И. Бродский), «Крёз духа» (так она именовала Достоевского), «дух поэзии» (так она называла Рильке), лучший и самый недооцененный поэт XX века. На нашем курсе её совсем выпустили из лекций по литературе из-за недостатка времени. Как следствие, моя однокурсница в одной из бесед назвала Цветаеву «главным хипстером XX века». К сожалению, подобные мифы распространены до сих пор не только у нас на факультете.

На мой взгляд, неумение оценить женщину по достоинству, железобетонное непонимание ее гениальности – следствие в том числе и въевшегося многим под кожу гендерного террора, характерного для неотрадиционализма России. Два нобелевских лауреата по литературе Б. Пастернак и И. Бродский признавали высоту и превосходство Цветаевой, ей зачитывались Е. Евтушенко и П. Целан, а великий «германский Орфей» Рильке посвятил ей элегию.

Я посвятил Марине Ивановне цикл своих стихотворений. Вот одно из них, к десятилетию нашего с ней диалога и «сплава вдохновений»:

Нас связывают десять лет
Знакомства, дружбы, страсти, грусти.
И ты, с крылами на столе,
Меня, похоже, не отпустишь.

Безжалостно разящий стих
Приносит радость быть сражённым,
До неба жажду дорасти.
О–бож–жена и обнажённа

Психея, я твой Купидон.
Пускай в грехе я и в утехе,
Не нужно мне иных Мадонн,
Пока есть ты со мной, в прорехе,

Что зовется жизнь.
И в ворохе моих созвучий
Тишин и неизбывных тризн
Мы не различны – неразлучны.

О ты, пронзающий фальцет,
Не знающий преград и фальши!
Ты без короны, но в венце
Ведёшь всё выше, глубже, дальше.

О ты, сбивающая с ног,
В тисках сжимающая сердце!
Из терний шарм твоих дорог.
Наш диалог сплетён из терций.

Нас связывают сотни зим,
Минувшего и будущего краски,
И бег, и крик, и взмах, и ритм,
Стремленье всех любить по-братски.