Олеся душак
Еврей армянского розлива:
путь длиною в жизнь
путь длиною в жизнь
«Довлатовские места» — тема довольно мейнстримная. В сети много путеводителей, экскурсий и фотографий. Часто попадаются снимки Сергея Донатовича, особенно из Нью-Йорка. Но до США была жизнь, по-настоящему «довлатовская». Перед вами — подборка точек на карте, где серьёзно отметился самый знаменитый эмигрант третьей волны.
Когда мне было 16 лет, в одном из магазинов сети «Читай город» мне отказались продать книгу. К слову сказать, стоила она немало (учитывая её мягкую бумажную обложку, серые страницы и сравнительно щуплый объём). Магазин отказался от прибыли потому, что на глянцевой обложке огнём предупреждения горело клеймо – «18+». А мне, как вы уже поняли, было не очень-то 18. И нет, я не пыталась пробить низкопробную эротику или сомнительные описания средневековых пыток. Это был всего лишь Довлатов. Хотя, не всего лишь…
Его по праву можно назвать гением абсурда и просто хорошим писателем. И говорить о том, какая он личность, автор, семьянин и т.д. не приходится, если забывать о городах и весях, где были созданы его самые знаменитые и любимые читателем книги (редко когда лишённые автобиографичности). Просто необходимо говорить о местах его военного детства, бурлящей юности и пропитой взрослости, чтобы понимать, каков он – жизненный цикл Сергея Довлатова.
Его по праву можно назвать гением абсурда и просто хорошим писателем. И говорить о том, какая он личность, автор, семьянин и т.д. не приходится, если забывать о городах и весях, где были созданы его самые знаменитые и любимые читателем книги (редко когда лишённые автобиографичности). Просто необходимо говорить о местах его военного детства, бурлящей юности и пропитой взрослости, чтобы понимать, каков он – жизненный цикл Сергея Довлатова.
«
Первый литературный импульс
»
“
Первый литературный импульс – вот с чего я начну. Это было в октябре 1941 года. Башкирия, Уфа, эвакуация, мне – три недели.
Появиться на свет Сергей Донатович должен был в колыбели революции, в Ленинграде. Но началась война, поэтому статус первого города, который увидел Довлатов, получила Уфа – 3 сентября 1941 года (шутки в сторону, Шуфутинский родится только через 7 лет).
Серёжа рос в творческой семье: мать, Нора Довлатова, была актрисой, а отец, Донат Мечик, работал режиссёром-постановщиком. Родители были интеллигентами, настоящими ленинградцами. Их театрально-творческая и красивая жизнь на время стала сугубо бессонно-родительской и бедной, но всё-таки тоже счастливой. Да и разлука супругов (отец – в Ленинграде, мать – в эвакуации в Уфе) не сильно омрачала быт Довлатовых-Мечиков, ведь многие тогда были уверены, что это (слово из пяти букв, первая «в») скоро закончится. В 1944 Нора с сыном вернулась в Ленинград и семья воссоединилась.
А что с Уфой? Вряд ли трёхлетний Серёжа помнил себя в столь юном (я бы сказала, молочном) возрасте. Но Довлатов не был бы Довлатовым, если бы оставил начало своей жизни без внимания. В дружеских кругах он часто рассказывал историю, легенду, если хотите: карапуза-Довлатова, ещё в коляске, заметил известный русский писатель Андрей Платонов, который как раз в то время находился в Уфе, и практически благословил Серёжу на литературный подвиг. А кого же ещё мог избрать Платонов? По всем данным никаких других писателей в колясках там тогда не было…
Серёжа рос в творческой семье: мать, Нора Довлатова, была актрисой, а отец, Донат Мечик, работал режиссёром-постановщиком. Родители были интеллигентами, настоящими ленинградцами. Их театрально-творческая и красивая жизнь на время стала сугубо бессонно-родительской и бедной, но всё-таки тоже счастливой. Да и разлука супругов (отец – в Ленинграде, мать – в эвакуации в Уфе) не сильно омрачала быт Довлатовых-Мечиков, ведь многие тогда были уверены, что это (слово из пяти букв, первая «в») скоро закончится. В 1944 Нора с сыном вернулась в Ленинград и семья воссоединилась.
А что с Уфой? Вряд ли трёхлетний Серёжа помнил себя в столь юном (я бы сказала, молочном) возрасте. Но Довлатов не был бы Довлатовым, если бы оставил начало своей жизни без внимания. В дружеских кругах он часто рассказывал историю, легенду, если хотите: карапуза-Довлатова, ещё в коляске, заметил известный русский писатель Андрей Платонов, который как раз в то время находился в Уфе, и практически благословил Серёжу на литературный подвиг. А кого же ещё мог избрать Платонов? По всем данным никаких других писателей в колясках там тогда не было…
– Хорошо, что ты похож на мать. Я видел её фотографии. Вы очень похожи…
– Нас даже часто путают, – сказал я.
© Наши
– Нас даже часто путают, – сказал я.
© Наши
А если отбросить легенды? Дом №56 на улице Гоголя – до сих пор существующее место, в котором действительно жил Довлатов. В Центральном государственном историческом архиве Республики Башкортостан хранится интересный документ. Это телеграмма, отправленная 5 августа 1941 года из Ленинграда в Башсовнарком. Депутат Верховного Совета, народная артистка СССР Корчагина-Александровская просит помочь двум ленинградкам, эвакуированным в Уфу. 8 августа после получения телеграммы уфимцами была составлена справка, в которой говорилось...
“
Эвакуированные из Ленинграда артистки Довлатова и Прусакова живут в Уфе, по улице Гоголя, 56, у сотрудника НКВД Копчунас. Довлатова находится последние дни в декретном отпуске, должна уйти в родильный дом. Прусакова имеет шестимесячного ребёнка. Обе крайне нуждаются материально. Просят помочь прикрепиться к продуктовому магазину, так как нигде ничего не получают. Прусакова просит устроить на работу, если не в театр, то хотя бы в ясли, так как живёт на чужие средства, ребёнка не может устроить в ясли. Мужья-добровольцы – в РККА, имеют справки. Этих артисток вызвать и обеспечить деньгами по 100 рублей, детей устроить в ясли, помочь продуктами, договориться с работой.
Уфа периода Великой Отечественной войны
Сейчас дом № 56 не самое популярное, но всё-таки узнаваемое место. В 2011 году здесь появилась мемориальная доска, а в 2021 «довлатовский переулок»: разрисованные арка и проезд во двор дома. На стенах — цитаты писателя и карикатурные сцены из его жизни, созданные руками уфимских художников на фестивале «Литературный импульс» (поняли отсылку, да?).
«
Хроника коммунального подсознания
»
Возвращение Довлатова в Ленинград стало помостом для его воображения и творчества. Сам он описывал себя в те годы так: «Толстый застенчивый мальчик». Действительно, Сергей Донатович никогда не был частью дворовой шпаны. На это повлияли жёсткие условия женского воспитания (отец ушёл из семьи вскоре после возращения из эвакуации). Довлатов наблюдал, пытался общаться с этим, на первый взгляд, далёким от него миром улицы. Но и семья внесла свою лепту. Писатель и друг Сергея Донатовича Валерий Попов написал в своей книге: «Семья в жизни Довлатова, конечно, была важнее школы. И вспоминая его весьма неробкую семью, понимаешь, как к семнадцати годам из неловкого первоклашки образовался весьма эрудированный и самоуверенный красавец, ценивший свой неповторимый стиль речи и поведения уж, конечно, гораздо выше всех тех банальностей, что окружали его в школе, а потом и в университете».
И всё это удивительное время своего писательского становления Довлатов провёл в коммунальной квартире №34 на улице Рубинштейна, 23. Жизнь в коммуналке - вещь вообще сложная, хотя и насыщенная всяческими событиями и колоритными персонажами, что особенно приятно для пытливого ума литератора.
И всё это удивительное время своего писательского становления Довлатов провёл в коммунальной квартире №34 на улице Рубинштейна, 23. Жизнь в коммуналке - вещь вообще сложная, хотя и насыщенная всяческими событиями и колоритными персонажами, что особенно приятно для пытливого ума литератора.
Выносил я как-то мусорный бак. Замёрз. Опрокинул его метра за три до помойки. Минут через пятнадцать к нам явился дворник. Устроил скандал. Выяснилось, что он по мусору легко устанавливает жильца и номер квартиры. В любой работе есть место творчеству!
© Соло на ундервуде
© Соло на ундервуде
Говоря о творчестве. Вообще в этой квартире были написаны многие его знаменитые книги: «Компромисс», «Зона», «Заповедник», «Наши». В последней Довлатов как раз упоминает неприглядный интерьер квартиры.
“
Жили мы в отвратительной коммуналке. Длинный пасмурный коридор метафизически заканчивался уборной. Обои возле телефона были испещрены рисунками – удручающая хроника коммунального подсознания.
Здесь ничего не изменилось. Рубинштейна, 23 до сих пор жилой. В 2021 г. в Интернете появилась тревожная для поклонников писателя новость: квартиру Довлатова выставили на продажу с ценником в 200 млн.руб. Сейчас сложно отследить дальнейшее развитие событий, но мы можем говорить о сегодняшнем состоянии знаменитой квартиры – частный мини-музей. Отзывы говорят, что за вход нужно выложить 100 руб. Говорят, проще попасть организованной экскурсионной группой. Но есть большое «НО». Остальные комнаты всё ещё заселены. Выходит, туристы вторгаются в личную жизнь соседей довлатовской квартиры. А ещё, увы и ах, здесь нет личных вещей писателя. Подлинными остались лишь печь и окно во двор.
Поэтому место «довлатовское» только по энергетике, что отмечают все посетители. Ну, и по факту, зарегистрированному в официальных бумагах и на мемориальной табличке на стене дома. К слову, родственники писателя поддерживают создание большого, хорошего музея, но сами выкупать квартиру не планируют, ссылаясь на то, что Довлатов отзывался о мемориальных квартирах без особого пиетета. Если квартиру на Рубинштейна сделают музеем, возражать не будут – «только там не должно быть алкоголя…».
«
На сёмужной реке
»
А вот где совсем не было алкоголя, так это в армии. Самыми редко упоминаемыми местами в биографии Довлатова являются населённые пункты Чиньяворык и Иоссер, расположенные в Республике Коми вокруг бывших ГУЛАГовских лагерей и ссыльных зон: «Учебный пункт был расположен на станции Иоссер. Всё делалось по команде: сон, обед, разговоры…». Этот период жизни подчеркивает крепость связи с Донатом Мечиком, связи, которая не разрушилась после развода родителей. Довлатов много пишет отцу из армии.
“
Должен сообщить тебе одно удивившее меня наблюдение над собой. Дело в том, что я значительно больше скучаю здесь без вас с мамой и без моих товарищей, чем без дам. Я никак этого не ожидал. И ещё я понял, как я люблю Ленинград. Я никогда больше не уеду из этого города. Нас здесь много, ленинградцев. Иногда мы собираемся вместе и говорим о Ленинграде. Просто припоминаем разные места, магазины, кино и рестораны. Кроме того, ленинградцев очень легко отличить от других людей.
И ещё – лагерь представляет собой довольно точную модель государства. Причём именно Советского государства. В лагере имеется диктатура пролетариата (то есть – режим), народ (заключённые), милиция (охрана). Там есть партийный аппарат, культура, индустрия. Есть всё, чему положено быть в государстве.
© Зона
© Зона
Как вспоминал Иосиф Бродский, возвращение Довлатова из армии напоминало возвращение Толстого из Крыма – «со свитком рассказов и некоторой ошеломлённостью во взгляде»
Сейчас мало что осталось от самих зон, да и от некогда охранявших их военных частей тоже. А история прошлого века перевернула даже трактовку названия: топоним Чиньяворык (коми название, в переводе – «сёмужная река», река, где поднимается сёмга на нерест) получил ещё одну характерную для повседневности этих мест трактовку – «чины» и «воры», проживавшие по разные стороны реки. Пространство трансформировалось под влиянием его нового статуса – превращения из мест свободной таёжной жизни с охотой и рыбалкой в «места заключения». Сейчас здесь находится действующая колония-поселение.
Посёлок Иоссер основан в 1938 г. При Довлатове в 5 км к западу от станции находился лагерный пункт – посёлок Малиновка. Была большая зона, воинская часть, клуб, лесобиржа, магазины. Заключённые занимались заготовкой леса, который сплавляли затем по рекам Тобысь, Вис и Иоссер.
Места эти в общей сложности неприглядные и жуткие, но тоже «довлатовские» по духу. Не верится? Откройте «Зону». Вдруг окажется, что вы не сможете жить дальше, не увидев Иоссер и Чиньяворык собственными глазами.
«
Вертикальный, интровертный
»
“
Почему я отправился именно в Таллин? Почему не в Москву? Почему не в Киев, где у меня есть влиятельные друзья?.. Разумные мотивы отсутствовали. Была попутная машина. Дела мои зашли в тупик. Долги, семейные неурядицы, чувство безнадёжности.
© Ремесло
© Ремесло
В таком настроении Довлатов увидел Таллин. Но это была, по существу, спасательная авантюра, в которую он ввязался, чтобы удержать на стропилах крышу, норовившую сбежать из удушливого, проблемного Ленинграда. Здесь свои дела он начал обстоятельно, готовясь к сложностям и мытарствам. Довлатов поселился в квартире №4 на улице Вабрику, 41 в районе Копли, близ Старого города. Он много работал, халтурил в мелких газетах, даже в котельной кочегаром – туда стекались многие представители опальной интеллигенции. А потом, иначе и быть не могло, его заметили, Довлатов стал корреспондентом «Моряка Эстонии», «Советской Эстонии», «Вечернего Таллина». На горизонте маячила возможность напечатать книгу, которую блокировали в Ленинграде. И стать членом местного Союза писателей. Все вставало на круги своя.
Из Ленинграда Довлатов кроме себя самого и надежды издаваться привёз пьянство. По воспоминаниям его эстонской любви Тамары Зибуновой, в Таллине он прикладывался к бутылке меньше. Но иногда срывался: способствовали возобновившиеся неудачи. Ему были просто необходимы другие впечатления. Он легко и быстро находил общий язык с представителями самого дна. С одной стороны, это была почва для творчества, с другой — личная трагедия.
В нашем доме был магазин, винный, и все его там знали и обожали. Довлатов в запое — это портвейн во дворе или посиделки с мужиками на складе. Он им байки рассказывал, они его слушали, раскрыв рот. Довлатова местные алкаши просто боготворили.
© Из воспоминаний Тамары Зибуновой
После эстонского периода появится книга «Компромисс» – зарисовки из редакционной жизни Довлатова. Об этом городе он вообще вспоминал тепло, хотя друзья не разделяли его нежных чувств: «Многие считают его искусственным, кукольным, бутафорским. Я жил там и знаю, что всё это настоящее. Значит, для Таллина естественно быть немного искусственным. Жители Таллина – медлительны и неподвижны. Я думаю, это неподвижность противотанковой мины. Таллин – город вертикальный, интровертный. Разглядываешь высокие башни, а думаешь о себе».
Таллин дал Довлатову очередную любовь, свободу творчества и силы двигаться дальше. И он направился на запад. Здесь осталась его квартира и редакция «Советской Эстонии». Здания стоят до сих пор. На ул. Вабрику, 41 в 2003 году даже повесили мемориальную доску. В 2015 году один из поклонников побывал в его квартире, о чём написал на форуме. Музея там нет. Есть молодая эстонская семья, которая добродушно показала путешественнику своё семейное (читать – «бывшее довлатовское») гнездо. А вот редакции «Советской эстонии» на старом месте нет даже в помине. Теперь девятиэтажка на Пярнуском шоссе, 67а отдана под частные фирмы и клинику.
А дальше была Америка.
«
Эпилог
»
«Думаю, что Нью-Йорк – мой последний, решающий, окончательный город, отсюда можно бежать только на Луну»…
© Ремесло
© Ремесло