Даниил Авдеев
Золотой храм, или
почему прекрасное следовало бы сжечь

Юкио Мисима разрушает прекрасное

Японская послевоенная литература – территория парадоксов. Будет банальностью сказать «западная по форме, японская по содержанию» – на самом деле борьба между Востоком и Западом проходила и по линии литературной формы, и по фронту заложенных под формой смыслов. Япония, в которой в период милитаризма Хирохито произошла настоящая консервативная революция, проиграла главную войну в своей истории. Это поражение довлело над японцами, заставляя искать исход из материальных и духовных руин. Писатель Юкио Мисима ярко представляет эту ситуацию.

С одной стороны, Мисима был совершенно западным творцом, да и просто «молодым человеком». Свой особняк с фонтаном он вел в совершенно американском духе; в его стенах Мисима часто встречался с американскими музыкантами, журналистами, писателями и кинематографистами. Мисима увлекался бодибилдингом и любил в собственных фотографиях выставлять себя в несколько гомоэротичных и нарциссических позах. Его ранние произведения и киносценарии писались, под стать автору, во вполне западном духе.

С другой стороны, Мисима был до фанатизма японским патриотом. Его настольными книгами были самурайские кодексы «Бусидо» и «Хагакурэ», а вместе с ними и трактаты направления Дзен. В конце 60-х он даже создал милитаризованную патриотическую организацию – «Татю-но-кай» («Общество Щита»).

Романы Мисимы – глубо-личные, лучше сказать даже радикально-интимные. Но в то же время в них он пишет не только о своей противоречивой натуре – он также рассуждает и о парадоксальной ситуации, в которой оказалась его Родина. И, используя западные и японские смыслы, пытается найти выход. Встретишь Будду – убей Будду.
В высшей степени таков же и роман «Золотой храм».

Встретишь Будду - Убей Будду
Роман основан на реальном событии. В 1950 г. буддистский монах сжег храм Кинкакудзи, название которого и переводится как «Золотой храм». Мисима берет этот факт за основу и развивает свою версию предыстории, в которой многие черты главного героя списаны с самого Мисимы. «Золотой Храм» — одно из тех произведений, где преступление заранее очевидно; но в высшей мере неочевидны пути, которыми к нему пришел преступник.

Роман представляет из себя комплексную и запутанную псевдо-исповедь. В нем затронуты темы японского прошлого и настоящего, эстетики, секса, человеческой психологии. В полном соответствии с двойственной природой Мисимы, его можно рассматривать и как дзен-буддийскую притчу, и как психоаналитическую иллюстрацию. Но мы рассмотрим, пожалуй, самую интересную тему романа – тему необходимости разрушения для обретения красоты.

Главный герой – слабый, заикающийся японский юноша: неуверенный в себе, замкнутый и считающий себя уродливым: как внешне, так и внутренне. Но с самого детства в нем живет твердое убеждение в том, что где-то там существует Золотой храм – самое прекрасное, что только есть на свете. И вот он переезжает в Киото и становится служителем этого храма.


Первая встреча героя с храмом вылилась в жестокое разочарование

«Я смотрел на Храм и так и сяк, менял угол зрения, вытягивал шею, но ровным счетом ничего не чувствовал. Обычный трехэтажный домик, почерневший от старости. И феникс напоминал мне обыкновенную ворону, присевшую на крышу передохнуть. Храм вовсе не показался мне прекрасным, скорее, он вызывал ощущение дисгармонии. Неужели, подумал я, прекрасным может быть нечто, настолько лишенное красоты?»


Куда больше ему понравился маленький макет храма, находившийся внутри, и отражение в озере.

Но первое впечатление было обманчиво. Размышляя об идее прекрасного и наблюдая за храмом, герой смог разглядеть его подлинную красоту – предметную, уже никак не связанную с образом из его мечтаний. Он увлекся храмом настолько, что сделался его рабом. Он думал о нем в момент ухода из жизни своих близких; храм даже начал вторгаться в его отношения с девушками, сделав его физическим и духовным импотентом.

«Кинкакудзи встал между мной и жизнью, к которой я так стремился; сначала он был мал, словно изображение на миниатюре, но постепенно становился все больше и больше, пока наконец не заполнил собой весь мир без остатка, все его углы и закоулки. Впервые прообраз гигантского этого Храма я увидел в искусном макете, выставленном в первом ярусе Кинкакудзи. Бескрайнюю вселенную огласила одна мощная мелодия, и в этой музыке заключался смысл всего мироздания. Храм, временами изгонявший меня прочь, обрывавший все связи, теперь принял меня в свои стены, прикрыл и поглотил»

Но, помимо идеи прекрасного, была у главного героя и еще одна частая тема для размышлений – идея разрушения. Еще во время войны, в момент налета американских бомберов, ему пришла мысль о том, что красоту и разрушение можно свести воедино.

«До сих пор, как это ни странно, мне ни разу не приходило в голову, что Золотой Храм может подвергнуться бомбежке. С падением Сайпана налеты вражеских самолетов на Японию стали неизбежны, и власти уже начали спешно эвакуировать часть населения Киото, однако в моем сознании почти вечный Храм и огненный вихрь бомбежек никак не связывались воедино. Я был уверен, что стоит нетленному Храму и прозаическому пламени встретиться, как они тут же поймут, сколь различна их природа, и вернутся каждый в свое измерение… Так неужели Кинкакудзи может погибнуть в огне? Если события будут развиваться в том же духе и дальше, ответил я себе, Храм неизбежно обратится в пепел. С возникновением этой уверенности трагическая красота Золотого Храма стала в моих глазах еще неотразимей»

Но по случайному стечению обстоятельств бомбы миновали храм, зародив в герое скрытое чувство глубокой неудовлетворенности.

Вообще соседство красоты и разрушения пронизывает всю японскую культуру. С одной стороны, японская культура отличается крайним, подчас даже жестоким эстетизмом. С другой стороны, японец всегда помнит о смерти: смерти от него требует честь, самурайская верность, супружеский долг. Многие японские искусства создают скоротечные, но прекрасные произведения: икебана – искусства компоновки уже срезанных цветов; бонсэки – создание небольших пейзажей из песков и камней; шибари – техника эстетичного связывания человеческого тела.

Дзен-буддизм – одна из двух наиболее распространенных в Японии конфессий – тоже нередко предлагает разрушение в качестве пути освобождения от иллюзий. Одним из лейтмотивов в «Золотом храме» служит дзенская притча о святом Нансэне. Однажды в келью, которой руководил Нансэн, забрался котенок. Послушники очень полюбили его и чуть не устроили ссору о том, кому достанется прелестное существо. Тогда святой Нансен хладнокровно отсек котенку голову.
«Встретите Будду — убивайте Будду, встретите патриарха — убивайте патриарха, встретите архата — убивайте архата, встретите родителей — убивайте родителей, встретите родственников — убивайте родственников. Только тогда вы обретёте освобождение от уз» — это изречение буддийского учителя Линьцзи стало девизом главного героя.


Перед самым сожжением Кинкакудзи Мисима почти открыто описывает идеологию своей книги.

«То, что со времени революции Мэйдзи старинные храмы в Киото и его окрестностях больше не гибнут от пожаров, тоже следует отнести за счет «благ» этой пресловутой цивилизации. Если и загорится где-нибудь, сразу тут как тут пожарные: локализуют, рассекают, контролируют. Раньше было иначе. <…> В минувшие века от одного пожара до следующего было рукой подать. Тогда огонь не рассекали на части, не подавляли с такой легкостью; один очаг пожара протягивал руку другому, и иногда они сливались в единое море пламени. Такими же, наверное, были и люди. Начавшийся пожар всегда мог воззвать к своим собратьям, и его голос непременно бывал услышан и подхвачен. <…> Тогда миром управлял хаос. Но и ныне, в 1950 году, сумятицы и содома хватает. Так почему же, если в прежние смутные времена храмы сгорали один за другим, в теперешнюю, не менее лихую годину Кинкакудзи должен уцелеть?»

И здесь Мисима, очевидно, говорит не только об абстрактном «прекрасном», которое должно периодически обновляться в пламени пожара. Он говорит и о родной Японии.

После поражения в главной в своей истории войне Японию так и не смогли лишить собственной уникальной культуры – она великолепно законсервировалась и, более того, стала «туристической достопримечательностью» сперва для американских военных (про них, кстати, тоже часто идет речь в «Золотом храме»), а впоследствии и для любителей «экзотики» со всего мира. Но в то же время ее лишили разрушительной силы – самурайских сэппуку, криков «Банзай!» и имперских амбиций божественного Императора. Мисима видел это и призывал к радикальной культурной революции через разрушение – ведь без разрушения вечное Прекрасное обречено облекаться в ущербные формы, отрезающие японский народ от жизни. Подобно тому, как отрезал от жизни главного героя книги нависший над ним Золотой храм.

«Мой поступок откроет человечеству глаза…» – размышляет герой. «Я превращу мир, где существует Золотой Храм, в мир, где Золотого Храма нет. И суть Вселенной тогда коренным образом переменится…». Сводя личные счеты с храмом, герой хочет преподать урок всей Японии – так же, как святой Нансэн поучил послушников своей общины, обезглавив прекрасного котенка.
25 ноября 1970 года известный на весь мир японский писатель в сопровождении нескольких боевиков из «Общества Щита» ворвался на базу сухопутных войск Сил самообороны в Итигае. После того, как командующий базой был взят в заложники, Мисима потребовал предоставить ему право выступить перед военными. Мисима, с повязкой камикадзе на голове, пламенно призывал военных к государственному перевороту – восстановить божественный мандат императора, изгнать американцев из страны и восстановить великую империю. Речь Мисимы вызвала непонимание и даже насмешки, после чего автор «Золотого Храма» совершил сэппуку с обезглавливанием тела. Примеру своего лидера последовал один из боевиков.
Стоя на горе Хидаридэймондзи, герой наблюдал, как горит Храм и как стекаются к нему ошарашенные люди. Он смог расшевелить их. Сунув руку в карман, он с удивлением обнаружил заготовленные к этому дню нож и мышьяк. Он выкинул их куда-то вниз.
В другом кармане пальцы нащупали пачку сигарет. Он закурил. На душе было спокойно, как после хорошо выполненной работы. «Еще поживем» - подумал он.


В начало материала Вернуться к теме недели