ОЛЬГА КРУГЛИКОВА
История русской экономики: игра на деньги
Этот материал мы решили отнести в рубрику "РеZOOMе".
Автор рассуждает о том, почему нельзя выиграть, участвуя в игре по чужим правилам.
Герой Пушкинской «Пиковой дамы» был уверен, что наша жизнь - игра, даже не читая Хёйзингу. Задолго до появления игровой теории культуры русское образованное общество остро ощущало прихотливую зыбкость реального мира, и с азартом погружалось в стихию игры. От считавшегося вполне благонамеренным бильярда до неизменно преследовавшихся карточных игр и безумной русской рулетки – разнообразие игровых увлечений русского бомонда было весьма широко. Но в середине XIX века в Россию пришла игра, в которой русские проиграли. Все. Россия попыталась играть в рыночную капиталистическую экономику – обзавелась частными банками, биржей, начала министерские манипуляции курсом рубля. Решившись играть по западноевропейским правилам, отказалась от традиционного протекционизма и государственной монополии банковского сектора. Что из этого вышло, и почему нельзя выиграть, играя в чужие игры?
минутка национальной самоиронии
Все виды игр, в сущности, можно подразделить на два больших блока – игры, в которых выигрыш зависит от игрока, его умений, опыта и прозорливости, и игры, где от игрока ничего не зависит. В сии последние играет не человек, а судьба, рок, фатум, её величество Удача. Шахматы, покер, преферанс и подобные утонченные стратегии – увлекательный поединок воли, интеллекта, выдержки. Но эти игры у русского дворянства никогда не были в чести. Игры с судьбой – банк (он же фараон) и рулетка – вот что увлекало русских. Наугад бросай жизнь на карту, и замирай на остановившемся ударе сердца между бурей восторга и бездной отчаяния... Сколько литературных героев, их реальных прототипов да (чего уж греха таить!) и их великих авторов были подвержены этой страсти! А литература, что ни говори – зеркало менталитета. Ох, нельзя было эту нацию допускать до превратностей биржевой игры…
Один из самых первых русских теоретических трактатов о принципах экономики гласит, что идеальный хозяин, достойный подражания, это тот, кто «во всю жизнь свою не пролакомился ни гроша, не ел ничего покупного, сам с детьми не носил ни нитки, кроме напряденова и вытканова ево женою и дочерьми».
А если серьезно… У русского национального хозяйственного уклада всегда была своя специфика. Его традиционный идеал «достаток, умеренность и беззаботность». При этом под беззаботностью понимается независимость, способность самому обеспечить себя всем необходимым. Русское крестьянское хозяйство действительно долгие века руководствовалось нехитрым девизом «ничего покупного». Оттого и имели такое огромное значение товары с одной стороны, необходимые, с другой - возникавшие только в рамках промышленного производства, например, соль, в Допетровской Руси практически равнозначная самим деньгам.

Русское подворье
Промышленность, постепенно возникавшая на базе все того же крестьянского уклада, носила преимущественно артельный характер. Артель была более крупной хозяйственной единицей, но она, как крестьянский двор, тоже тяготела к созданию пусть и более сложной, но замкнутой хозяйственной системы. Как отмечает доктор экономических наук О. Платонов: «Стремление к автономности, независимости, даже замкнутости хозяйства от внешней среды, стремление обеспечить себя всем необходимым, чтобы не зависеть от других, было характерной чертой большей части хозяйственных единиц России. Именно оно служило импульсом автаркических тенденций русской экономики».

Хозяйственный уклад отражался и на характере нравственных представлений народа, в рамках которых любое извлечение материальной выгоды не из собственного труда, а из каких бы то ни было непроизводительных манипуляций, строго порицалось и считалось греховным, неправедным стяжанием.
"Деньги — чеканенная свобода"
Бенджамин Франклин
Экономика Западной Европы пошла по пути стремительного развития денежной системы и банковского дела со свойственным ему спекулятивным характером ссудно-залоговых и ростовщических операций, успех в которых не только не порицался, но, напротив, высоко ценился обществом. Необходимость постоянно поддерживать оживление кредитного рынка породила экономику потребительской экспансии - постоянного продуцирования все новых видов товаров, зачастую не обеспечивающих реальные потребности, а формирующих сферхпотребности, в то время как русская хозяйственная модель ориентировалась на идеал самоограничения и хозяйственной самодостаточности. Разница этих подходов состояла в том, что в одной ценностной системе символом свободы и независимости были деньги, а в другой – символом свободы стала независимость от денег.
I
Русское дворянство, по мере того как соприкасалось с европейской культурой и экономикой, легко и охотно усваивало манящие плоды свободы рынка – роскошь, щегольство и мотовство русского образованного класса стало предметом осмеяния сатирической литературы с середины XVIII в. Однако, усваивая плоды, не касались корней – экономическое мышление не было свойственно русской аристократии, исчислявшей цену своих имений в душах. Помимо того, что такой подход открывал свободу манипуляциям в духе Чичикова, он демонстрировал совершенно нерациональное отношение к экономическим процессам – ведь реальный доход с имения определялся характером хозяйствования, а не числом душ. При грамотном управлении хозяйство в 100 душ могло приносить доход не меньший, чем имение в 1000 душ при небрежном хозяине. Но именно грамотным-то управлением никто и не думал заниматься, дворянство стремительно проматывало родовые имения. Нарастал конфликт представлений о целях, принципах и задачах хозяйственно-экономической деятельности между сословиями.
"Все современное экономическое развитие стремится мало-помалу превратить капиталистическое общество в обширный международный игорный дом, где выигрывают и теряют капиталы, благодаря событиям, которых они не знают, которые ускользают от всякого предвидения, всякого расчета и которые, кажется им, зависят от удачи, случая…" В. Беньямин
"характерные черты русской "модернизации" после отмены крепостного права (кстати, типичные для периферийных капиталистических систем, где извне навязанная модернизация наслаивается на комплекс в большинстве своем архаичных норм и отношений): "катастрофическое" развитие экономики, которую раскачивают волны ажиотажа и спекуляций"
Гуидо Карпи
Приведенное выше высказывание - меткая характеристика западноевропейской экономики периода перерастания промышленного капитала в финансовый капитал. Но в России негативные черты этого естественного этапа приобретали гиперболическую, устрашающую форму. Промышленный капитализм еще не успел сформироваться, а в экономику на волне интеграции в мировые процессы вторглись новые, несообразные анахронической аграрной модели финансовые механизмы, так что Россия, согласно известное ленинской фразе, стала страдать не столько от капитализма, сколько от его недоразвития. При этом новые правила как нельзя более соответствовали фаталистическому мироощущению русского дворянства, с азартом бросившегося на биржевую игру, как на новую забаву.
МИНУТКА НАЦИОНАЛЬНОЙ САМОИРОНИИ
Все герои великой русской литературы, образованные отпрыски угасающего дворянства, (пожалуй, за исключением угрюмого и кажущегося всем странным Левина), не имеют решительно никакого представления о том, откуда вообще на свете берутся деньги. И они уж точно не наталкиваются на крамольную мысль, что источником денег может являться труд. Деньги можно выиграть на рулетке или в карты (обязательно громадные, шальные деньги), получить в наследство, найти, ну или… убить старуху-процентщицу. Пушкинский Герман сходит с ума, ловя карточную удачу. Митенька Карамазов до самого последнего момента уверен в том, что три тысячи как-нибудь с неба свалятся ему от какого-то заезжего купца, или бескорыстной госпожи Хохлаковой, которая в свою очередь убеждена, что можно нахаляву отхватить золотые прииски, стоит только захотеть. Князь Мышкин выразил было робко похвальное намерение трудиться, но и того огорошило нежданным наследством. К концу века уж и вовсе комичный Гаев имеет «много, очень много средств» спасти вишневый сад: «Хорошо бы получить от кого-нибудь наследство, хорошо бы выдать нашу Аню за очень богатого человека, хорошо бы поехать в Ярославль и попытать счастья у тетушки-графини»…
В этих условиях русская теоретико-экономическая мысль (а, вопреки расхожему заблуждению, она у нас все-таки была) разделилась на два традиционных направления: западники призывали как можно скорее открыть простор построению капитализма европейского образца, славянофилы и почвенники уговаривали следовать национальному укладу экономики. Какие возможные негативные последствия пугали славянофилов в перспективе движения России по, казалось бы, вполне доказавшему свою эффективность западному экономическому пути?
Во-первых, они считали, что специфика национального характера не позволит русским достигать успехов в индивидуалистической модели капитализма, неприспособленность большинства к спекулятивным рыночным операциям приведет к стремительному разорению основных производительных сил за счет неизбежной, особенно в первое время, концентрации капитала в непроизводственном секторе экономики. Во-вторых, снятие традиционных протекционистских барьеров влекло за собой проигрыш неустановившейся отечественной промышленной системы в конкурентной борьбе. В-третьих, славянофилы видели в перспективе интеграции России в мировую капиталистическую систему прямую угрозу её национальному политическому суверенитету.
«Деньги – Бог нашего времени, а Ротшильд его пророк!» - иронично восклицал поэт Генрих Гейне.
Пророки мирового капитализма – сеть крупнейших банкирских домов, контролирующих большую часть мировой экономики, не ассоциировали себя с национальными государственными системами. Вопросы войны и мира, судьбы целых народов оказывались в фатальной зависимости от биржевых дел и выгоды маклеров. Государство, которое соглашалось играть по этим правилам, прельстившись заманчивыми инвестициями, оказывалось, в сущности, недееспособно. Помните знаменитую фразу Витте о том, что русский царь может росчерком пера отменить весь свод законов империи, но бессилен своей волей изменить курс кредитного рубля. Инвестиции, на первый взгляд, оживляли экономику, но на том и стоит мировая кредитная система, что большой кредит невозможно полностью вернуть – проценты на его погашение столь высоки, что покрытие прежних займов требует новых кредитов. Кабала бесконечна. Кроме того, появляется множество разнообразных инструментов экономического влияния, позволяющих сделать государство «послушным». Например, во время последней победоносной войны Российской империи в 1877-1878гг. Ротшильды, недовольные поведением «зарвавшейся» с их точки зрения России, сначала скупили, огромное количество русский ценных бумаг, а затем массово выбросили их на рынок в Берлине, спровоцировав опасное падение их курса.
Что славянофилы предлагали взамен? Все национальные теоретико-экономические модели в той или иной форме тяготели к идее полной экономической автаркии России. Огромные территории и население, богатство природных ресурсов, наличие потенциала развития технологий – все это теоретически позволяет сделать страну замкнутой хозяйственно-экономической системой, полностью независимой от ввоза и вывоза. По мысли славянофилов, в этой автономной экономике те регулятивные и организующие функции, которые в западной модели принадлежат банкам и крупным финансовым корпорациям, должно было взять на себя самодержавное государство. Оно воспрепятствует распространению спекулятивных тенденций в денежной системе, исключит частное предпринимательство в ссудно-кредитной сфере (ростовщичество), зато будет интенсивно поощрять предпринимательскую инициативу граждан в производственных секторах экономики.

Самым комплексным выражением этой идеи стала предложенная С. Ф. Шараповым концепция «абсолютных денег» - полностью условных единиц, не требующих в замкнутой экономической системе золотого обеспечения. Самодостаточность хозяйственной системы позволит оградить политический суверенитет государства от внешней экономической экспансии, сохранить национальную культурно-хозяйственную традицию: промышленность на основе самоуправляемых артелей и торговлю на основе традиций ярмарок. Кроме того, ресурсы не будут утекать из страны, по выражению М. О. Меньшикова, как пар их дырявого котла, впустую, а пойдут на её собственное развитие. Славянофилы были против ставки на безрассудное наращивание сырьевого экспорта, считая, что только автономизация позволит стране не стать «дойной коровой» мировых сырьевых рынков.
Национальная экономическая мысль не нашла признания, умозаключения славянофилов сочли опасными чудачествами и проигнорировали, к тысячелетнему хозяйственному укладу страны стали относиться как к досадной помехе, тормозящей прогрессивное капиталистическое развитие. Великие реформы и в политическом, и в экономическом плане были по духу западническими, что заставило славянофилов – последовательных монархистов и государственников – оказаться в удивлявшей их самих оппозиции к трону.
НА КРУГИ СВОЯ...
Любопытно, что славянофильскую модель самодостаточной экономики последовательно воплощал в жизнь И. В. Сталин, провозгласив экономическую автаркию в самодержавном по сути советском государстве, взявшем на себя контроль над финансовыми потоками и производством. Полноценно реализовать её не удалось, поскольку в советской модификации из замкнутой экономики было исключено важнейшее звено, обеспечивавшее её жизнеспособность - частное предпринимательство.
В XX в. победа капитализма как господствующей мировой системы выразилась в установлении контроля со стороны крупнейших транснациональных банковских корпораций над мировыми ценами на золото (лондонский фикс), учреждении МВФ, создании Федеральной резервной системы и интернационализации доллара, ставшего, в сущности, главным продуктом, производимым экономикой США. И, в конце концов, в современных глобализационных притязаниях на господство наднационального финансового олигархата.
А что Россия? Как и в XIX в., России не найти иного ответа на эти вызовы, кроме циклического возврата к спасительным автаркическим тенденциям в экономике, сегодня получившим эвфемистическое название импортозамещения. Правительству удалось во время колебания курса выкупить у западных держателей большую часть акций крупных государственных предприятий, установить государственный контроль над стратегическими производствами... Но кто знает, когда и почему нам опять захочется сыграть в чужую игру против шулера, все время меняющего правила?..