ЯНА ТИТОРЕНКО
Той ночью, в десять минут девятого Кеннет умер.

Может, то, что я выложил все на бумагу, даст ему уйти. Он был в Италии с Холденом, был со мной во Франции, Бельгии, Люксембурге, в части Германии. Я так не могу. Он больше не должен здесь бродить.
— Дж. Д. Сэлинджер
"Я в порядке. Я даже могу вспомнить каждую деталь той коварной, подлой июльской субботы".

Если бы ребенку задали вопрос: "Чем в нашем мире занимаются писатели?", он бы наверняка ответил: "Пишут книги". Да, писатели занимаются именно этим – пишут, говорят, проповедуют, пророчат, создают, генерируют смыслы. Ситуация, когда писатель молчит – это абсурд. Тем не менее, в истории литературы писателям случалось молчать. Самый показательный и противоречивый, пожалуй, случай произошел во Франции с молодым и перспективным Артюром Рембо, которому, не прикладывая особенных усилий, можно было стать исключительным, знаковым поэтом целого поколения, но в 19 лет – после разрыва с Верленом, простреленного запястья и, видимо, переосмысления действительности – он замолкает. Никто точно не знает, дорого ли это обошлось, потому что Рембо фактически полностью перечеркнул свое прошлое – путешествовал, торговал специями, жил жизнью абсолютного не_поэта – что может быть более антонимичным поэзии, чем ростовщичество?

Александр Блок после 1916 фактически ничего не пишет, открывая дверь в свою комнату только "Двенадцати" и "Скифам". В отличие от Рембо, он свою проблему формулирует: "все звуки прекратились". О причинах можно догадаться: на Россию тогда пришлись самые эпохальные из возможных изменений, и поэту, воспринимающему каждый поворот общества как личную автомобильную аварию, наверное, почти невыносимо от шума времени в такие времена.

Лев Толстой с его попытками стать отшельником дополняет эту картотеку новой иллюстрацией. В "Исповеди" он пишет: «Ну, хорошо, ты будешь славнее Гоголя, Пушкина, Шекспира, Мольера, всех писателей в мире, — ну и что ж!».
Я, счастливый человек, прятал от себя шнурок, чтобы не повеситься на перекладине в своей комнате, <...> перестал ходить с ружьем на охоту, чтобы не соблазниться слишком легким способом избавления себя от жизни. Я сам не знал, чего хочу: я боялся жизни, стремился прочь от нее и, между тем, чего-то ещё надеялся.

Л. Толстой "Исповедь", 1879
Самоубийства писателей и поэтов – разве это не уход и не молчание того же рода, что и отшельничество? В этом случае человек пишущий тоже выбирает не говорить. Толстой переживал экзистенциальный кризис, он не мог найти в жизни смысла, и потому выбрал религию, смысл этот дающую. Из этой тяги же – тяги к поиску удовлетворительных смыслов жизни – Сэлинджер изучал по очереди джайнизм, дзен-буддизм, православие. Из-за нее же многие писатели меняли религии, взгляды и политические симпатии, как рубашки по утру, потому что никто другой так отчетливо и так отчаянно не чувствует бессмысленности бытия, как тот, кому выпадает его описывать. И если ты находишь смысл – пусть смешной, пусть только на секунду – ты цепляешься за него, как за спасательный круг. И, может быть, молчание – тоже религия.
Я любил и ненавидел Сэлинджера как мало кого на свете. 99% живых или мертвых писателей не вызывали у меня и малой доли таких чувств.

Д. Быков
Джером Сэлинджер родился в еврейской семье продавцов мяса, не проявлял никаких писательских талантов в детстве, жил спокойной и разнообразной жизнью, пока в один счастливый для литературы день не записался на курсы писательского мастерства в Колумбийском университете. Такие курсы в Америке довольно популярны, и из них – вопреки здравому смыслу и убежденности в изначальной даровитости – часто выходят хорошие и известные литераторы. Первый рассказ Сэлинджера публикует его учитель на курсах, У. Бернетт, редактор журнала "Story", в 1940 году.

Сэлинджер уходит на войну, страдает от поствоенного синдрома, продолжает писать, публикуется в «The New Yorker», самом значимом американском журнале, писать для которого – светлая мечта многих прозаиков, наконец, издает роман – знаменитое "Над пропастью во ржи".
В тюрьмах США статистический опрос выяснил, что любимой книгой преступники считают именно эту. Марк Чепмен выпустил в Джона Леннона четыре пули, а потом сел на асфальт и начал читать «Над пропастью во ржи». На допросе он сказал, что это Холден Колфилд велел ему убить Леннона.

В 1965 без объявления войны причин Сэлинджер перестает публиковаться, давать интервью, выступать публично, запрещает переиздавать ранние книги и отказывается от публикации переписок. Он уезжает в Корниш, возводит вокруг своего дома высокий забор и... перестает существовать. По слухам, он занимается там йогой, пытается постичь дзен, проходит духовные и мистические практики, пишет что-то невероятно загадочно и таинственное, что будет опубликовано после его смерти. Полвека литературное сообщество с подозрением наблюдает за этим шоу, точнее – отсутствием шоу. Шепотом или в полный голос высказываются предположения: "у него есть литературный псевдоним", "он пишет новый роман, он будет издан", "ждем новых рассказов" и закономерное "он ничего там не пишет".
Ничего не пишет.
Андрей Аствацатуров как-то рассказывал во время очередной своей публичной лекции, что когда он пришел к научному руководителю однажды и сказал, что хотел бы заниматься Сэлинджером, тот усмехнулся и ответил что-то в духе: "А что ты будешь изучать? Ничего нет". Творчество писателей изучают обычно по дневникам, письмам, интертекстуальным связям, репликам, случайно оброненным в душном ресторане какому-нибудь Тютчеву между делом, в крайнем случае – по воспоминаниям современников. У Сэлинджера нет ничего. Есть крайне сомнительные с точки зрения этики воспоминания его дочери об отце-тиране, не покупавшем мороженое, но кроме того – блистательно чистый вакуум без возможности что-либо там обнаружить.

Молчание писателя – оксюморон, "абсурд, вранье", противоестественное явление. Молчание – путь аскетов или святых, философия бытия – про разговор, про слова. Молчание в этом случае – кризис.

В 2013 году в сети появилось три ранее неопубликованных рассказа Сэлинджера. Их происхождение до сих пор неизвестно. Первый ("Океан, полный шаров для боулинга") хранился в библиотеке Принстонского университета, куда был передан автором с условием публикации только в 2020 году. В библиотеке любое копирование было запрещено, а допуск к рассказу получали только избранные посетители, но и их сопровождал охранник. Два вторых ("Пола" и "Именинник") находились на хранении в Центре гуманитарных наук Гарри Рэнсома при Университете Техаса. Последние два рассказа – прекрасный пример того, что ещё могло бы войти в "Девять рассказов", увеличь автор цифру в названии. "Океан, полный шаров для боулинга" – история семьи Холдена Колфилда, брат которого, как выясняется в рассказе, умер в детстве от сердечного приступа. Судя по коротким описаниям, он был гением – таким же, как все дети в другой семье, у Глассов, старший из которых, Сеймур, совершил самоубийство в первом по-настоящему популярном рассказе Сэлинджера "Хорошо ловится рыбка-бананка". Казалось бы, ничего нового – те же Глассы, те же Колфилды. Между тем, идея безысходности, нерешаемости мира у Сеймура Гласса, выстрелившего себе в висок во время отдыха с женой, того самого Сеймура, который читал Френни сказки и рассказывал ей, что "каждый человек – сам Христос, дружок", жизнеописанию которого Бадди Гласс посвятил всю жизнь, эта идея меняется на другую – ребенок умирает ещё в детстве. Он не видит войны и бомбардировок Дрездена, не высаживается в Нормандии и не освобождает Дахау. Он не влюбляется в женщину, которая будет смешной, а потом бросит его. Девочка, вместо того, чтобы взглянуть на него в самолете, не поворачивает голову своей кукле. Кеннет Колфилд рождается, ест морепродукты в кафе, купается в море и уговаривает своего брата, что у мира есть надежда, что он не полон шаров для боулинга. Кеннет умирает, и его брат, которому предстоит вырасти в "Д.Б." (что, к слову, сложение двух имен – Джером, сам Сэлинджер, и Бадди, тот самый литературный двойник, брат Сеймура Гласса) больше не может верить в мир. Это страшный выбор – в отличие от Сеймура, Кеннет не успевает пожить. В новом рассказе Сэлинджера его ключевой герой – святой, гений, пророк, как и Сеймур – не выбирает молчание, но оно выбирает его. Не метафора ли это личного выбора Сэлинджера? Страшного, рокового, ненавидящего мир выбора, ведь и Сэлинджер предпочел не жить.
Наверное, он был, как и все гении, немного пророком. После войны, когда мир агонизировал в апокалиптических судорогах, Сэлинджер что-то понял и предпочел спрятаться за высокой оградой дома в Корнише. Разве его молчание не красноречивее слов?

Наверное, он есть во всем, что существует «после». Призраком далеких снов выдуманного мира, едва ощутимым касанием рассветного солнца через опущенные шторы, песней, забытой ещё в детстве.

Наверное, он будет последним классиком нашего мира, да и кому, откровенно говоря, эта должность подошла бы больше? Когда всё рухнет окончательно, настанет отличный день для банабульки, и мы, наконец, узнаем, почему Сеймур Гласс совершил самоубийство.
В 2010 году Джером Сэлинджер умер.

Он был в Италии с Холденом, во Флориде с Сеймуром, в части Британии с Эсме, он остается в любых частях света со своими героями, застрявшими в янтаре джайнизма, дзен-буддизма и толстовства. Может, то, что я выложил всё на бумагу, даст ему уйти хотя бы из моей жизни. Я так не могу. Он больше не должен здесь бродить.
С любовью и всякой мерзостью,

---