За свое недолгое правление Павел I издал множество указов и повелений, которые упорядочивали разные сферы — не только работу военных и административных чинов, но и частную жизнь. Как напишет о павловском времени Евгений Шумигорский, историк конца XIX — начала XX века, «жителей Петербурга, Москвы и даже провинции опутывала ежедневно тысяча мелочей».

Такими мелочами были, например, запреты мужчинам носить фраки, жилеты, короткие сапоги, а женщинам — белые юбки. При встрече с высочайшими особами экипажи и пешеходы должны были останавливаться: сидящим в экипаже следовало выйти из него и сделать поклон, а женщины могли поклониться, стоя на подножке кареты.

Очевидно, Павел I стремился все подчинить регламенту, и это коснулось даже языка.

Самый известный документ Павла I, касающийся языка, — это высочайшее повеление «Об изъятии из употребления некоторых слов и замене их другими», изданный 13 февраля 1797 года. Согласно ему, при донесениях императору вместо слова «обозреть», к примеру, следовало писать «осмотреть», вместо «стража» — «караул», вместо «отряд» — «деташамент» или «команда». «Граждане» заменялись «жителями» или «обывателями», а «отечество» — «государством».

Служащим разных канцелярий, работая с документами, приходилось сверяться со шпаргалками — о курьезном случае, связанном с этим, в начале XX века выйдет рассказ писателя Юрия Тынянова «Подпоручик Киже». В ней неопытный писарь, служащий при императоре, из-за растерянности укажет в документе фамилию несуществующего подпоручика, и эта фигура обретет настоящую жизнь в бюрократических бумагах.

По наблюдениям исследователя, император в основном следил за топонимической лексикой и правовой — гражданской и военной. Например, по его указу Гатчина вместо мызы стала называться городом, а Летний дворец был переименован в Михайловский. В военной сфере он повелел называть прапорщиков корнетами, вместо слова «преследование» писать «посланный в погоню», а в гражданской службе — вместо слова «врач» употреблять «лекарь».

Но порой указы касались и других сфер. Вот что напишет Карл Массон, педагог из Женевы, живший в Петербурге с 1786 года, в своих «Секретных записках о России»:

В 1796 году Павел вышлет Массона из страны, поэтому не исключено, что автор был предвзят и в своих мемуарах сгущал краски. Но в любом случае регулирование языка — пусть только в публичной и деловой сферах — не могло не возмущать современников. Они воспринимали это как причуду государя. Так же считали многие историки, которые опирались на воспоминания дворян. Но, если отбросить мысль о том, что все решения принимались императором эмоционально, какие у Павла I могли быть причины так скрупулезно работать с языком? Рассмотрим несколько версий.

Фраки, жилеты и панталоны которые император запрещал носить, были веянием французской моды. Карл Массон пишет, что и названия их употреблять запрещалось. Но если запрет одежды можно связать с политическим курсом и не искать других причин, то с языком все не так просто.

Вот самое очевидное противоречие: в том же указе от 13 февраля 1797 года русское слово «отряд» предписывалось заменять не чем-нибудь, а именно французским словом «деташемент». Кроме того, Владимир Базылев пишет, что продажа сочинений Руссо, в том числе «Общественный договор», не запрещалась при Павле I. Это удивительно, учитывая запрет на ввоз иностранных книг и требование в донесениях заменять слово «общество» на «собрание».

Вероятно, император руководствовался политическими мотивами лишь отчасти.

Император был, что называется, в тренде. Еще при Екатерине, в 1783 году, началось составление первого толкового словаря русского языка — «Словаря Академии Российской». Как пишет Владимир Базылев, император, воспитанный в духе эпохи Просвещения, тоже воспринимал язык как первичный социальный институт. В нем, по мысли Павла, должен быть порядок, и государь взял на себя ответственность этот порядок диктовать.

Более того, император считал, что в официальном языке не должно быть места заумным словам, за которыми можно скрыть некомпетентность.

Эта версия нисколько не противоречит предыдущей. Филолог Борис Успенский пишет, что «император, запрещая употребление тех или иных слов, стремился создать канон русской политической лексики». Его мысль развивает и Владимир Базылев:

Выходит, император хотел заставить подданных думать определенным образом, чтобы укрепить самодержавие, потому и начал работу с языком. Например, в книге «Грань веков» историк Натан Эйдельман, рассказывая о запрете Павлом I губернских дворянских собраний, отмечал, что слово «выборы» (то есть выборы губернских и уездных предводителей дворянства) было настолько неприятно монарху, что употреблялся другой термин — «дворянский набор».

Эта точка зрения хорошо уживается с мнением, что правление Павла I было во многом направлено на отмену результатов царствования его матери — Екатерины II. Возможно, переименовывая населенные пункты, здания, должности и таким образом упорядочивая язык, император в самом деле пытался разделить мир на «старый» и «новый».

Евгений Шумигорский пишет, что не все указы, касающиеся языка, исходили от самого императора. Полиция нередко делала распоряжения «от себя». К примеру, запрещала употреблять слова «курносый» и «Машка», чтобы избежать ассоциаций с самим Павлом I и его супругой Марией Федоровной. И это, якобы павловское, предписание стало исторической байкой.

В истории сохранился пример, когда за нарушение «лексического канона» чиновник получил выговор. Речь о губернаторе Малороссийской губернии Михаиле Миклашевском. В конце 1799 года генерал-адъютант и статс-секретарь императора Дмитрий Неплюев отправил Миклашевскому такое письмо:

Вскоре за «слабое смотрение должности» Миклашевского уволили в отставку: напрямую с употреблением запрещенных слов это не было связано — губернатора обвинили в том, что он не проконтролировал расследование двух дел. В 1801 году Александр I признает Миклашевского невиновным, даст ему чин тайного советника и назначит Новороссийским губернатором.

Филолог Ирина Сандомирская, ссылаясь на современника Павла I Николая Греча, говорит о том, что дворян особенно задел запрет на употребление слова «отечество»:

Александр Пушкин застанет павловское правление только ребенком, но в 1822 году в «Послании цензору» он будет отсылать читателей к этому времени и, в частности, упомянет запрет на слово «отечество»:

Старинной глупости мы праведно стыдимся,
Ужели к тем годам мы снова обратимся,
Когда никто не смел отечество назвать,
И в рабстве ползали и люди и печать?

Любопытно, что глава «Подпоручика Киже» Тынянова, где впервые говорится об ошибке писаря, начинается с короткого рассказа о судьбе его предшественника: «В канцелярии Преображенского полка военный писарь был сослан в Сибирь, по наказании». Вероятно, одно это предложение должно объяснить читателю, почему так волновался юный писарь: он рисковал повторить судьбу своего коллеги за неаккуратное обращение со словами в донесениях. И это иллюстрация того, как павловскую эпоху представляли позднее — в начале двадцатого столетия, когда был опубликован рассказ.

Мечты Павла I о регламентированном языке оборвались вместе с его жизнью. Следующий император, Александр I, уже не будет столь принципиален в вопросах языка, и многие предписания Павла перестанут действовать.

Почти все слова, запрещенные им, дойдут до нашего времени: по-прежнему в официально-деловом общении можно встретить и «граждан», и «отряд», и «отечество», за которое было обидно дворянам. А вот многие альтернативные варианты, которые предлагал император, выйдут из активного употребления: мало кому сегодня знакомы «деташамент» и «дворянский набор». Мысль императора о «каноне политической лексики» не воплотится в жизнь.

Николай Гоголь позже напишет о русском языке: «Он беспределен и может, живой, как жизнь, обогащаться ежеминутно». Столетиями проверено: язык не поддается регламентам, он сам решает, что станет его частью сегодня.