Ольга Кругликова
Искусство в большом долгу...
Закат царствования Анны Иоанновны был ознаменован феерическим перфомансом – фантасмагория свадьбы шута и шутихи в Ледяном доме рисовалась большинством историков как символическое отражение безумного царствования, достойный финал шутовского правления. Однако, описывая и смакуя подробности безумного карнавала, как правило, отодвигают на второй план истинные задачи одного из главных участников этого замысловатого действа. А одним из организаторов феерии в данном случае выступала… Академия Наук. И вся затея с Ледяным домом представляла собой уникальный для своего времени формат популяризации науки.
Когда Петр Великий поделился с лейб-медиком Лаврентием Блюментростом идеей создания в России собственной Академии Наук, тот отнесся к задумке скептически. Как и Василий Татищев, считавший, что без распространения начального образования устройство Академии будет строительством грандиозного рычага, которому поднять нечего, и ставить некуда.
Петр и сам это понимал, но у него не было времени дожидаться, пока привьется молодая поросль русской светской образованности, пока русская наука возникнет и вызреет естественным путем. Он ощущал приближение старости и караулившую его болезнь, и спешил, понимая, что его срок близок.
Петр и сам это понимал, но у него не было времени дожидаться, пока привьется молодая поросль русской светской образованности, пока русская наука возникнет и вызреет естественным путем. Он ощущал приближение старости и караулившую его болезнь, и спешил, понимая, что его срок близок.
Как обычно не обращая внимания на скепсис подчиненных, Петр повелел Академии быть. Сделал свое книжное собрание академической библиотекой, закупил оборудование, потребное для исследований, типографию и т.д.
Для Академии не хватало самой малости – академиков. Своих в наличии не было, и быть не могло, пришлось звать «легионеров». Европейские ученые, которые были достаточно перспективны, чтобы быть рекомендованными русскому царю, и достаточно молоды для того, чтобы решиться на безумную авантюру поездки к дикарям в болота и снега, прибыли в Россию уже после смерти государя. Екатерина Первая, неукоснительно следуя всем предначертаниям почившего супруга относительно Академии, выполнила щедрые обязательства, данные иностранным ученым.
Для Академии не хватало самой малости – академиков. Своих в наличии не было, и быть не могло, пришлось звать «легионеров». Европейские ученые, которые были достаточно перспективны, чтобы быть рекомендованными русскому царю, и достаточно молоды для того, чтобы решиться на безумную авантюру поездки к дикарям в болота и снега, прибыли в Россию уже после смерти государя. Екатерина Первая, неукоснительно следуя всем предначертаниям почившего супруга относительно Академии, выполнила щедрые обязательства, данные иностранным ученым.
Приглашенный астроном и картограф Делиль много лет усердно исследовал географию России, только вот результаты его научных изысканий доставались не только России, но и Франции.
Ассигнования выделялись регулярно, работа пошла. Не без эксцессов, конечно. Среди новоиспеченных академиков оказались и недобросовестные, ничего, кроме шкурного интереса, не знавшие, были даже шпионы. Однако были и те, кто действительно полюбили свою вторую родину и служили ей верой и правдой – например, основатель русской исторической науки Федор Иванович (Герард Фридрих) Миллер.
Беда в том, что Екатерина ненамного пережила своего царственного мужа, а после её смерти началась чехарда престолонаследия. Во время дворцовых переворотов никому стало не до науки. Делили власть, делили доступ к казне, интриговали, воровали, шпионили. Кому уж тут нужна Академия! Юный внук Петра Великого, не задумывашийся о грандиозных планах гениального деда, вернул двор из Петербурга в Москву. И все те, кто жили в промозглой Северной Венеции «по долгу службы», облегченно вздохнули, освободившись от постоянного страха чахотки и наводнений, и, побросав наскоро построенные дома, покинули это гиблое место. Вслед за оставившей Петербург аристократией потянулись и рядовые обыватели, прежде принуждаемые Петром жить в новом городе.
Беда в том, что Екатерина ненамного пережила своего царственного мужа, а после её смерти началась чехарда престолонаследия. Во время дворцовых переворотов никому стало не до науки. Делили власть, делили доступ к казне, интриговали, воровали, шпионили. Кому уж тут нужна Академия! Юный внук Петра Великого, не задумывашийся о грандиозных планах гениального деда, вернул двор из Петербурга в Москву. И все те, кто жили в промозглой Северной Венеции «по долгу службы», облегченно вздохнули, освободившись от постоянного страха чахотки и наводнений, и, побросав наскоро построенные дома, покинули это гиблое место. Вслед за оставившей Петербург аристократией потянулись и рядовые обыватели, прежде принуждаемые Петром жить в новом городе.
Трудно представить себе чувства, которые испытывали иностранные академики в 1828 г. Ассигнования на исследования практически прекратились, как и выплата жалования. Перспективы были туманны (учитывая климат, не только в переносном, но и в прямом смысле), а реальность ужасающа – ладно бы жить на хлебе и воде, но вот попробуйте-ка здесь пожить без дров! Вокруг них был город-призрак, наводивший мистическую тоску.
Второпях водруженная посреди чухонских болот декорация европейской столицы. Но спектакль под названием «Россия – Европейская держава» оборвался со смертью режиссера, реквизит побросали, и теперь разваливающаяся декорация на опустевшей сцене сиротливо поскрипывала на пронизывающем балтийском ветру. По пустынным улицам растерянно бродили только немецкие лавочники, которых во множестве переманили на житье и торговлю в новом городе, да еще полуголодные академики. Часть из них, естественно, убралась восвояси обратно в Европу. Оставшиеся верили в грядущие перемены и возвращение интереса русской власти к развитию науки.
.
Академия смогла сохраниться и выжить, даже продолжить научные исследования и организовать масштабные экспедиции во многом благодаря хлопотливой энергии секретаря академической канцелярии Ивана Даниловича (Иоганна Даниэля) Шумахера. Знаток словесности и юриспруденции, магистр Страсбургского Университета, за неосторожные намеки в стихах на власть имущих был вынужден покинуть Страсбург и отправиться в Париж, где и попал на глаза Лефорту, по заданию Петра Великого подбиравшему в Европе ценные кадры для научной работы. Поступив на русскую службу, в 1714 Шумахер приехал в Петербург, чтобы остаться здесь навсегда. Долгие годы он возглавлял Академическую канцелярию, которой по сложному хитросплетению административной конъюнктуры оказалась полностью подчинена Академия в своих научных и хозяйственных делах. В сущности, Шумахер единовластно управлял Академией Наук, Президент которой всегда был более-менее условным главой.
Иоганн Шумахер – редчайший пример того, как человек одаренный, но не талантливый, бывает способен честно оценить свои перспективы и способности, и при этом не сломаться, не спиться, не утратить ориентиров и целей в жизни. В юности он мнил себя будущим великим поэтом. Но однажды услышав, как свои стихи читает Иоганн Гюнтер, Шумахер понял, что бессмертие пиита – не его удел. Но признав свою поэтическую недаровитость, он не утратил любви к искусству, науке, поэзии. И решил, что все равно посвятит себя им. Он не стал ни великим ученым, ни великим поэтом, но взял на себя скромный и неблагодарный труд – дать тем, кто действительно двигает науку вперед, возможности для работы.
Чем только не приходилось за эти годы заниматься! Просить у властей и брать в долг на академические нужды, приторговывать кровельным железом и подешевке покупать дрова, интриговать, экономить, клянчить… Зато у Академии, несмотря на тяжелые времена, была типография, словолитня, библиотека, химическая лаборатория и многое другое. Зато отправились в дальний путь масштабные академические экспедиции. Зато академики, пусть и нерегулярно, но получали жалование и могли жить не впроголодь. Труд был действительно неблагодарный, поскольку сами академики, не вникая в суть хозяйственных хлопот Шумахера, подозревали за ним неладное и обвиняли его в казнокрадстве. Дважды по доносам академиков работала следственная комиссия, в первый раз Шумахера даже на время арестовали. Никаких доказательств вины не нашли, извинились и наградили за службу.
В годы правления Анны Иоанновны науке приходилось несладко, хотя и не так плохо, как в 1828 г. По крайней мере, двор снова был здесь, в Петербурге, а не за несколько сотен верст. Это давало возможность время от времени напоминать государыне о научных планах и нуждах. Вот беда только, что племянница венценосного основателя Академии, в отличие от пытливого и неугомонного дяди, была малообразованна, ленива и нелюбопытна. Даже оды в свою честь, читавшиеся ей Тредиаковским, слушала зевая, и если бы шуты не издевались над поэтом во время чтения, совсем бы заскучала…
И тут изворотливому Шумахеру пришла в голову весьма оригинальная идея. Если императрицу нельзя привлечь ничем, кроме шутовских спектаклей, почему бы не продемонстрировать ей возможности современной науки именно в таком формате? Если денег не жалеют именно на шутовство, почему бы не показать властям, что внедрив науку в индустрию развлечений, можно вывести шоу на принципиально иной уровень. Может быть, хотя бы так удастся убедить власть в целесообразности спонсирования научных исследований?
В 1740 г. императрица уже тяжело болела и невыносимо скучала. Поэтому задумывалось грандиозное по своему размаху развлечение – свадьба шута из князей Голицына и шутихи-калмычки. Специальная маскарадная экспедиция, возглавлявшаяся кабинет-министром Волынским, денно и нощно выдумывала, как бы порадовать государыню. Средств велено было не жалеть. Тут-то свои услуги и предложила Академия Наук.
И тут изворотливому Шумахеру пришла в голову весьма оригинальная идея. Если императрицу нельзя привлечь ничем, кроме шутовских спектаклей, почему бы не продемонстрировать ей возможности современной науки именно в таком формате? Если денег не жалеют именно на шутовство, почему бы не показать властям, что внедрив науку в индустрию развлечений, можно вывести шоу на принципиально иной уровень. Может быть, хотя бы так удастся убедить власть в целесообразности спонсирования научных исследований?
В 1740 г. императрица уже тяжело болела и невыносимо скучала. Поэтому задумывалось грандиозное по своему размаху развлечение – свадьба шута из князей Голицына и шутихи-калмычки. Специальная маскарадная экспедиция, возглавлявшаяся кабинет-министром Волынским, денно и нощно выдумывала, как бы порадовать государыню. Средств велено было не жалеть. Тут-то свои услуги и предложила Академия Наук.
Для новобрачных шутов придворным архитектором Еропкиным на берегу Невы между Зимним дворцом и Адмиралтейством был выстроен дворец изо льда. Академик Крафт, помогавший Еропкину, предложил сделать изо льда также фигуры животных, и превратить их в фонтаны, которые извергали бы днем ГОРЯЧУЮ воду, а ночью ОГОНЬ! Шумахер сильно рисковал, ввязываясь в эту историю, ведь ни у него, ни у Крафта не было полной уверенности, что все получится – такого прежде не делали.
Но решили положиться на точность расчетов физика Рихмана – лучшего академического специалиста по вопросам тепла и холода. Кроме того, решили продемонстрировать интересную новинку – земляное масло, которое арабы по-своему называли «нефть». Это земляное мало академические экспедиции недавно обнаружили на Каспии, правда, что из него сделать полезное, пока не знали, зато фейерверки получались отменные.
В довершение всего, академикам было предписано рассчитать, как можно выпалить из ледяной пушки ледяными ядрами, но чтоб с настоящим порохом. Профессору элоквенции Тредиаковскому велено было писать поздравительные стихи. Историки, географы, этнографы, должны были обеспечить грандиозный парад наций: перед восхищенными глазами государыни и двора должны были прошествовать все народы, населяющие огромную империю – по паре от каждого, в национальных костюмах и на аутентичном транспорте.
Но решили положиться на точность расчетов физика Рихмана – лучшего академического специалиста по вопросам тепла и холода. Кроме того, решили продемонстрировать интересную новинку – земляное масло, которое арабы по-своему называли «нефть». Это земляное мало академические экспедиции недавно обнаружили на Каспии, правда, что из него сделать полезное, пока не знали, зато фейерверки получались отменные.
В довершение всего, академикам было предписано рассчитать, как можно выпалить из ледяной пушки ледяными ядрами, но чтоб с настоящим порохом. Профессору элоквенции Тредиаковскому велено было писать поздравительные стихи. Историки, географы, этнографы, должны были обеспечить грандиозный парад наций: перед восхищенными глазами государыни и двора должны были прошествовать все народы, населяющие огромную империю – по паре от каждого, в национальных костюмах и на аутентичном транспорте.
Участвовать в шутовстве, конечно, было противно. Но в это время на далекой Камчатке уже второй год работал, не получая жалования, Степан Крашенинников. Под угрозой из-за недостатка финансирования были все исследования Сибири. Требовалось обновить научное оборудование...
Все время подготовки этого эпического спектакля Шумахеру приходилось вести с сопротивлявшимися академиками диалоги в стиле Кисы Воробьянинова и Остапа Бендера: «Никогда еще Воробьянинов не протягивал руки!» - «Так протянете ноги, старый дуралей!».
Несмотря на все тревоги и опасения, спектакль прошел по сценарию.
Чуть не умершие от холода молодожены провели ночь с ледяном дворце. Ледяные слоны исправно изрыгали воду и огонь, ледяные пушки палили, в ледяном камине полыхали холодным синим пламенем обмазанные земляным маслом ледяные дрова. Новобрачных поздравляли все народы империи – от малороссов, приехавших в телеге, запряженной волами, до самоедов, прибывших в собачьей упряжке... великороссы, татары, мордва, чуваши… Бесконечная череда… Посреди всей этой адской фантасмагории – Василий Тредиаковский, с ноющей от батожья спиной и подбитым глазом, читает дурацкие площадные вирши. Его накануне избил глава маскарадной экспедиции, кабинет-министр Волынский, разгневавшись за сатирическую песенку, сочиненную поэтом. Публика гогочет и захлебывается от восторга, музыка гремит, молодожены околевают заживо на ледяной кровати…
Несмотря на все тревоги и опасения, спектакль прошел по сценарию.
Чуть не умершие от холода молодожены провели ночь с ледяном дворце. Ледяные слоны исправно изрыгали воду и огонь, ледяные пушки палили, в ледяном камине полыхали холодным синим пламенем обмазанные земляным маслом ледяные дрова. Новобрачных поздравляли все народы империи – от малороссов, приехавших в телеге, запряженной волами, до самоедов, прибывших в собачьей упряжке... великороссы, татары, мордва, чуваши… Бесконечная череда… Посреди всей этой адской фантасмагории – Василий Тредиаковский, с ноющей от батожья спиной и подбитым глазом, читает дурацкие площадные вирши. Его накануне избил глава маскарадной экспедиции, кабинет-министр Волынский, разгневавшись за сатирическую песенку, сочиненную поэтом. Публика гогочет и захлебывается от восторга, музыка гремит, молодожены околевают заживо на ледяной кровати…
Императрица, восхищенная действом, впервые оценила успехи российской науки. Нижайшие просьбы об ассигнованиях были удовлетворены. Крашенинников впервые за два года получил жалование, экспедиция получила свое продолжение и смогла перевезти в Петербург собранную в далеких странствиях коллекцию экспонатов, оживилась издательская деятельность Академии…
«Интеллигенция и власть – задача очень трудна:
То ли кусать сапог, а то ли лизать…
Любовь к искусству у монархов так бывает странна -
Барма и Постник, берегите глаза!»
Т. Шаов
То ли кусать сапог, а то ли лизать…
Любовь к искусству у монархов так бывает странна -
Барма и Постник, берегите глаза!»
Т. Шаов
Искусство в большом долгу – иронично говорил герой «Покровских ворот». Перед теми, кто желал бы заниматься наукой или творчеством, частенько встает выбор между прозябанием без дела, но в горделивой независимости, и возможностью творить и искать, которая покупается дорогой и часто унизительной ценой.